Третья древняя, или И один в поле…

— Правда? — обрадовалась она. — Я с нетерпением жду этого момента, чтобы подпасть под ваше политическое влияние! — И она звонко расхохоталась.

Они засиделись в кафе, и сразу после ленча он пошёл провожать её домой.

Они добрались пешком до автобусной станции и остановились, чтобы подождать следующий автобус за город.

— Мне так не хочется с вами расставаться, — призналась она.

— И мне тоже, — ответил он и привлёк её к себе.

Она не сопротивлялась, и тогда он нагнулся и поцеловал её прямо в губы. Она ответила ему, и прошло несколько секунд, прежде чем они отпрянули друг от друга.

— Наверное, этого не надо было этого делать, — прошептала она и побежала к автобусу.

Она вскочила на ступеньки автобуса, обернулась и помахала ему рукой. Издалека ему показалось, что она плачет.

— До завтра, — крикнул он ей вслед.

На следующий день они стали любовниками.

После работы он пригласил её к себе домой, и как только он захлопнул за собой дверь, она прильнула к нему, а он подхватил её на руки и отнёс в постель.

Потом некоторое время они лежали молча, тесно прижавшись друг к другу разгоряченными телами, пока желание вновь не захватило их, и они в ненасытном стремлении жадно набросились друг на друга. Только когда они совсем изнемогли от любви, она, бессильно откинувшись на подушку, произнесла:

— Ты знаешь, милый, у меня ещё такого не было.

Он наклонился над ней и стал целовать её в ложбинку между двумя упругими девичьими грудями, а она гладила его по голове, закрыв глаза, и слегка постанывала. Ему тоже никогда не было так хорошо, и он сказал ей об этом.

— А у тебя много было до меня женщин? — поинтересовалась она.

— Нет, не очень.

— А ты у меня второй. Нет, теперь первый, — поправилась она и счастливо засмеялась.

После этого они встречались у него дома почти каждый день.

Уже в первый же вечер перед ним всплыл образ Ольги, но он постарался отогнать его обратно в тайники забвения, понимая, что совсем от него избавиться будет невозможно и рано или поздно он опять возникнет. Но пусть это случится позже, а сейчас об этом лучше не думать.

Кристина вообще не испытывала никаких угрызений совести, потому что поняла, что полюбила в первый раз, полюбила по-настоящему и безотчётно, целиком отдалась этому чувству.

— У меня такое впечатление, как будто я знаю тебя всю свою жизнь, — призналась она ему как-то, собираясь после бурно проведенного вечера домой.

Другой раз, прощаясь с ним, она задала ему прямой вопрос в лоб:

— А почему ты мне не предлагаешь переехать к тебе? Я люблю тебя и больше не хочу жить в одном доме с мужем и притворяться.

К такому развитию событий он не был готов и замешкался с ответом:

— Милая Тина, я тоже люблю тебя, но… но есть некоторые обстоятельства, которые…

— Ты не свободен! — закричала она.

— Давай поговорим с тобой об этом в другой раз.

Она недоверчиво взглянула от него, но больше не произнесла ни слова.

…Теперь-то он понимает, что пелена забвения, которую он создал вокруг себя по прибытии в Москву, высокий забор, которым он думал отгородиться от Тины, явилась следствием его вины перед Ольгой. Ему было стыдно перед женой, какие бы аргументы и доводы, вытекающие из его служебного задания, он ни выставлял в своё оправдание. Он чувствовал свою вину перед сыном, перед самоотверженными, отчаянными усилиями, которые Ольга предпринимала для сохранения семьи и дома в его отсутствие.

Он вспомнил о первой — после возвращения — ночи с женой, и краска стыда и раскаяния залила его лицо. Опустошённый недавней разлукой с Тиной, смятый, как старый носовой платок, первым разговором с начальством, измотанный перелётами и переездами, он не мог и подумать о какой бы то ни было близости с Ольгой и притворился уснувшим. Он долго не спал и, несмотря на неудачно выбранное положение, не шевелился до тех пор, пока не онемела рука. Он знал, что Ольга тоже не спала и тоже притворялась, лёжа рядом с закрытыми глазами. Он помнит, что она не выдержала первой и привстала, чтобы заглянуть в его лицо. Их выручило то, что он вдруг почувствовал, как на плечо упали две или три горячие слезинки, ненароком скатившиеся из её глаз. Тогда он «проснулся», вскрикнул: «Оля! Что с тобой, милая?» и они наконец-то соединились.

На утро он решил сделать всё, что от него зависело, чтобы Ольга ни в чём не чувствовала себя ущемлённой в жизни, и это в какой-то мере ему удалось. Возможно, они тихо и мирно прожили бы с ней остаток дней и были бы даже по-своему счастливы, как бывают счастливы тысячи подобных супружеских пар. Но Ольга ушла, и старое опять поднялось наверх, завладело его мыслями и вернуло в то далёкое и счастливое время.

А с Тиной, несмотря ни на что, он был тогда счастлив. Просто он понял, что к ней надо относиться как к светлой странице своего прошлого, которого не вернёшь, даже если очень захочешь, а потому лучше не бередить душу и предать всё забвению. Жить-то надо было настоящим.

Это, конечно, не было оправданием, а всего лишь объяснением.

Интересно, как выглядела тогда Ольга?

Надо найти её старые фотографии. Алёшке тогда как раз было два или три года.