Третья фиалка

— А Джеффа Декера помнишь? — воскликнула старшая сестра. — Так его больше нет. Вот так. Ловил щук и утонул, бедолага!

— Ну и как твои дела, Уильям? — спросил отец. — Много картин продал?

— Одну, да и ту по случаю.

— Видели твои иллюстрации в майском номере «Перкинсон’з». — Он немного помолчал и тихо добавил: — Как по мне, неплохо.

— А что нового у вас?

— Без изменений, все то же самое. На прошлой неделе сорвался жеребенок, но, слава богу, бед не натворил. Я испугался, потому как запряг его в новую коляску — мы купили ее совсем недавно, — но она ничуть не пострадала. Осенью собираюсь продать скотину, не хочу возиться с ней зимой. А весной куплю небольшой табунок лошадок. Пять акров земли пришлось опять сдать в аренду Джону Уэстфоллу, потому как с одним-единственным работником я едва тут управляюсь. Жизнь вроде бы как налаживается, однако до благоденствия еще далеко.

— А у нас в школе новая учительница, — вставила слово одна из сестер.

— Уилл, ты даже не обратил внимания на мое новое кресло, — произнесла мать, показывая на кресло рукой. — Я специально поставила его здесь, чтобы ты увидел, но ты даже не заметил. Милое, правда? Отец купил его в Монтичелло на мой день рождения. Я думала, оно сразу бросится тебе в глаза.

Когда на улице окончательно стемнело, Хокер ушел в свою комнату, поднял оконную раму, сел у окна и закурил. Ноздри сладко щекотал аромат дерева и полей. Во тьме воспевали известную оду ночи сверчки. На черной кромке горы тянулись два длинных ряда светлячков — это сиял огнями «Хемлок Инн».

Глава III

У Хокера был друг-литератор по фамилии Холланден. Еще в Нью-Йорке он выразил желание провести лето в «Хемлок Инн».

— Не желаю видеть, как мир движется вперед, — заявил он, — поживу-ка я лучше немного в Салливане[1].

Утром Хокер взял все необходимое для занятий живописью, вышел из дома и отправился блуждать по полям. Побродив достаточно долго, чтобы убедить себя в полном отсутствии желания направлять стопы в пансионат, он в аккурат туда их и направил. Было лишь девять часов утра, и молодой человек прекрасно понимал, что повидаться с Холланденом раньше одиннадцати нечего и надеяться, потому как друг только с чужих слов узнавал, что солнце уже встало и за окном стоит далеко не раннее утро.

Молодой художник расположился на краю зеленеющего поля, на которое отбрасывали оливковые тени деревья. Над ним нависало бледно-голубое, как на китайском сервизе, небо, усеянное небольшими разнокалиберными облаками. Но вся эта красота служила Хокеру лишь прикрытием, чтобы внушить стороннему наблюдателю мысль о том, будто он усердно делает наброски сосен на том самом холме, где сиял красными дверьми «Хемлок Инн».

Наконец пейзаж своим появлением оживил молодой человек в белом фланелевом костюме.

— Привет, Холли, отойди в сторону, не нарушай гармонию цвета, — махнул ему кистью Хокер.

Услышав, что его окликнули, владелец белого костюма опасливо опустил глаза и посмотрел себе под ноги. Потом широко улыбнулся и подошел ближе:

— Кого я вижу? Хокер! Здравствуй, старина!

Он присел на большой камень и принялся вглядываться в сосны на холсте Хокера, то и дело переводя взгляд с изображения на оригинал.

— Слушай, — вдруг произнес он, — почему бы тебе не жениться на мисс Фэнхолл?

Хокер сжимал в зубах кисть, но после этих слов тут же выхватил ее и спросил:

— Жениться на мисс Фэнхолл? На какой еще мисс Фэнхолл, черт бы тебя побрал?

Холланден обхватил руками коленку и задумчиво отвел в сторону глаза:

— Эх ты, это такая девушка…

— Что ты говоришь?

— Да-да. Она приехала накануне вечером вместе со свояченицей и небольшим выводком юных Фэнхоллов. Я так полагаю, их там штук шесть.

— Двое, — возразил Хокер, — мальчик и девочка.

— Откуда тебе… Ах да, ты, вероятно, с ними ехал. Ну конечно. Стало быть, ты ее видел.

— Так это была она? — равнодушно спросил Хокер.

— Это была она? — возмущенно передразнил его Холланден. — А то кто же!

— Вот оно что, — ответил Хокер.

Холланден вновь погрузился в размышления.

— У нее много денег, — сказал он, — просто куры не клюют. И на мой взгляд, она достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией, особенно с учетом твоего звания художника. Весьма зажиточная, хотя и не кичащаяся своим состоянием семья. Для тебя это было бы просто здорово. Думаю — да нет, что там, я совершенно уверен! — что она и правда достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией. И если бы ты не был таким безнадежным болваном…

— Холли, помолчи, сделай милость, — сказал художник.

На какое-то время Холланден действительно умолк, как его просили, но потом заговорил опять:

— Даже не догадываюсь, зачем они сюда приехали. Должно быть, у свояченицы слабое здоровье. Что-то в этом роде. Она…

— О господи! — воскликнул Хокер. — Тебе что, больше поговорить не о чем?

— Стало быть, ты ее видел, да? — спросил Холланден. — Чего же тогда ожидать от такого человека, как я? Если уж ты, старая дубина…

— Было темно, — запротестовал художник.

— Темно ему было! — сердито повторил Холланден. — А если даже и так, то что?