Третья истина

Действительно, отец, который, как уже поняла Лулу, вовсе не интересовался подробностями событий в семье, требовал исключительно точного соблюдения особых правил, установленных им лично. Одно из них — не сидеть без дела! В случае нарушения влетало всем. На братьев, склонных к необъяснимому совместному ничегонеделанию извергались громы: «Расселись? Разнежились? Стыдно! Будущие офицеры. Каждая минута — для тренировок. Марш в гимнастический! Выпорю!» За нее, когда она вчера засмотрелась в окно, выговаривал матери: «Чтобы мне этих татьянинских штучек не было! Нечего делать — пусть отправляется в свою комнату. Не хватало, чтобы вы мне тут развели французские ахи, вздохи и шантаны!». А Лулу вовсе не вздыхала и, тем более, не пела. Только посмотрела, как посыпают дорожки гравием. Да, от отца вообще лучше держаться подальше, она понимает дядю Гришу! Она и сама старается, чтобы отец знал о ней поменьше.

— Помогать-то будешь? На вот, сгребай потихоньку, — прервал ее мысли Трофимыч. Лулу принялась сосредоточенно подгребать падалицы, которых было много, и жухлую траву.

— А земльяки, — задумчиво глядя на дождевого червяка, спросила Лулу, — это, кто на земле работает? Les agriculteurs?[19]

— Ну, с одного места, значит, города, там, или села!

— А-а! Les compatriotes![20] Так ли?

— Это ты уж Шаховского спроси, так или не так. Я твоих словечек не понимаю… Да и хватит об одном и том же…

— А Фердинанд кто?

— Фердинанд — так это герцог один австрийский, убили его, а тебе-то, что за дело?

Лулу обиженно замолчала, он не понимает разве, что ей необходимо разобраться в том, о чем все сейчас говорят, чем все головы только и забиты.

Григорий Трофимович продолжал:

— Тебе рано такими вещами заморачиваться. Иль мало другого интересного вокруг? Думаешь хорошо, когда маленькие во взрослые дела суются? Ну, пусть себе говорят, а ты книжки свои почитай, что ты мне давеча про моряков рассказывала? А то вишан, давай, соберем. С дерева-то вкуснее, чем на блюдечке.

Вот уж от чего Лулу никогда не отказывается!

— Помоги, дядя Гриша, — лезу на дерево.

Трофимыч пригнул к Лулу ветку, обсыпанную ягодами:

— Измажетесь, да и платье изорвете, вот, ешьте, или мало?

Но Лулу отрицательно мотнула головой — это почти, то же, что на блюдечке!

— Ну, дядя Гриша!

Трофимыч, покрутив головой, подсадил ее. Лулу устроилась верхом на развилке дерева и принялась за вишни.

— А косточки, зачем же в карман? — удивился Трофимыч.

— Это вот, нужно! — серьезно объяснила Лулу, в голове, у которой уже рисовались косточковые бои с братьями. Стеклянная трубочка для мыльных пузырей — отличное дополнение к таким снарядам. А то лежит без дела…

Она лихо спрыгнула. Как и предупреждал Трофимыч, платье оказалось в пятнах вишневого сока и еще в чем-то, кажется, в тягучем вишневом клею, и, вдобавок, все в зацепках и даже кое-где в прорехах. Глянув на себя, Лулу засмеялась.

— Эх, барышня, вид-то у вас! — хмыкнул садовник. — К Тоньке, что ль, беги!

— Я — к речке. — Лулу помчалась в противоположную от дома сторону. Трофимыч только покачал головой.

Свежеумытая Лулу в мокром платье, которому мытье не помогло, осторожно пробиралась в свою комнату. Дойдя, она замерла. В комнате кто-то был…слышался разговор и скрип кресла. Она прислушалась… Маман и …второй бесполый, с металлическим оттенком, голос, который она не узнала.

— Где эта девчонка в конце концов? — по-французски воскликнула мать и по-русски добавила:

— Кляра Ивановна, она у нас немнёга непослюшна, но ви будете бистро сделаль из нее…

Мать, говоря, подошла, к двери, и Лулу оставалось только ретироваться, не дослушав, что же собирается сделать из нее таинственное незнакомое существо. Но появиться в таком виде, значит усугубить ситуацию. Единственный путь — к Тоне, та что-то придумает, хотя платье взять явно неоткуда…

Выскочивший из-за поворота Дмитрий завопил: «У, лягушатница, скачет! Много наловила?». Отвечать не было времени, и Лулу без слов пронеслась мимо. Враг к счастью за ней не погнался. Его откуда-то сладким голосом призвала Евдокия Васильевна:

— Митенька, вишан иди, покушай!

Опять вишни! Лулу наконец-то толкнула желанную дверь. Ну, конечно, Тоня всплеснула руками. Ну, конечно, принялась тараторить, какая она невозможная девочка, но положительные преображения в ее внешнем виде, все ж таки, произвела. Оставалось только найти другое платье. И тут случай пришел Лулу на помощь. Оказалось, несколько платьев находились в стирке и как раз высыхали на заднем дворе. Тоне удалось незаметно сбегать туда, принести чистое, полосатенькое платье и, прогладив быстро и великолепно, как только она это умела, облачить в него мадемуазель Александру. Делом рук своих Тоня осталась чрезвычайно довольна.

— Можете идти, барышня. Картинка! Учительница подумает, что вы и впрямь скромница, тихоня, уж я вам говорю!

— Кто? Кто же? — поперхнулась Лулу.

— Последний разочек вы эдак побегали. С осени вас в гимназию сдадут, а пока учительку пригнали, аж с самого Миллерова! Теперь не побегаете!