Читаем Третья истина полностью

— Все-таки взяли гувернантку! — в полном отчаянии прошептала девочка. — Но зачем, Тонья, зачем! Я би себья пгилично повела. Я би так постаралась…

— Вы уж стараетесь! Вон, какой замарашкой прибежали! Да нет, это я так, маменьке и не подумаю докладывать, — затараторила снова Тоня, увидев, что лицо Лулу вытянулось. — Не огорчайтесь. Может, она и не такая уж злыдня?

— Хорошо, я вверх ушла! — отозвалась печально Лулу.

Она появилась в своей комнатке вовремя, еще секунда, и Доминик пустилась бы на поиски, и уж тогда несдобровать. В маленькой розовой обители собралась вся женская половина семейства Курнаковых плюс вновь прибывшая гувернантка. Благонравная тоненькая девочка в полосатом, с большим белоснежным воротником платьице, причесанная и чистенькая, учтиво присев при входе, произвела, как и предсказала Тоня, отличное впечатление. Слова возмущения застыли на губах маман… приличное поведение надо поощрять, тем более на глазах у посторонних. Учительница тоже смотрела благосклонно. Чуть было не испортила все тетка, вдруг заговорившая:

— Куда это ты утром бегала? Катя сказала, как оглашенная в сад летела. Ничего вокруг себя не видела… Конечно, когда матери смотреть некогда… у ней дорогие гости… — уничтожающе закончила Евдокия Васильевна.

Лулу напряглась, но ее неожиданно выручила Доминик:

— Евдокси! Оставляйте это! Я хогошо зналь, что ребенек немножко побегаль… Я — мать, котори всегда смотрель, а теперь, — улыбаясь повернулась она к учительнице, — chère[21] Кляра Ивановна будут заняться ребенок, учить, воспитать…

— Главное, — вмешалась недовольная тетка, — языку ее научить, вот брат Виктор хочет, чтобы осенью в гимназии не опозорилась. Времени уж мало. Поторопиться бы… А воспитывать должна мать, так я думаю, не знаю, может, ошибаюсь, не знаю… какова мать, такова будет и дочь, уж поверьте!

— Э-э… с этой точки зрения волноваться не приходится, мне известны высокие моральные качества, как матери, так и отца… э-э-э… ребенка, — раздался металлический голос учительницы.

Лулу от неожиданности вздрогнула и неприлично уставилась на свою будущую наставницу — уж очень необыкновенным для человеческого существа был голос, как если бы железная печурка заговорила…

Но внешность у гувернантки была хоть и суровая, но довольно приемлемая: высокая, яркая блондинка неопределенных лет с неровной кожей на лице и крупным носом с горбинкой.

— Так-так, — продолжала скрежетать учительница, — дети в доме это зеркало родителей. Что закладываем воспитанием, то и получаем в результате. Что сочинили, то придется и читать. Как говорится, сочинитель сочинял, а в углу сундук стоял. Это я немного пошутила.

Доминик, не поняв, видно, про сундук, — остальные, впрочем, тоже не поняли, — тем не менее, со значением глянула в глаза дочери. Лулу чуть не фыркнула, представив себя отражением стоящих перед зеркалом отца и матери. Но вовремя сдержавшись, сделала на всякий случай еще один реверанс, они очень удавались ей в пансионе.

Железная рука опустилась ей на плечо, и над головой задребезжал голос:

— Занятия возможно начать немедленно.

— Вот и хорошо! — подытожила тетка. — У нас в доме теперь порядок, с вашим приходом, как вас там, Клара Ивановна, всем внимание. У мальчиков — наставник. И девочка — не в обиде.

Если бы перед ними стояла прежняя непосредственная Лулу, она бы тут же закричала: «И я, и я хочу заниматься с учителем мальчиков!», но нынешняя, набравшаяся за два месяца ума, только глубоко вздохнула и тут же опять чуть не фыркнула, представив себе, как этот манекен стал бы скакать по стульям, распевая пиратские песни. Еще один реверанс… Это уже чересчур, даже маман пихнула ее незаметно пальцем в бок. Лучше бы она этого не делала! Лулу стало еще смешнее. Она громко фыркнула, а потом расхохоталась. Противный смехунчик! Напал в такую неподходящую минуту. А окружающие, вместо того, чтобы не обращать на нее внимания и дать успокоиться, словно задались целью веселить все больше и больше.

Учительница, вздернув и зафиксировав высоко на лбу широкие брови, поджав тонкие губы, закачала равномерно головой, как фарфоровый болванчик на секретере у Виконта. Мать зашикала и затыкала Лулу в бок указательным пальцем мелко и часто, а тетка сделала широкий жест рукой, как бы предлагая полюбоваться всем этим, и громко многозначительно хмыкнула.

— Мне показалось, что ребенок застенчив, а теперь я вижу, что это не так, — отметила учительница, перестав качать головой. Доминик, потеряв терпение, позвонила и велела прибежавшей Антонине «немедленно ввести ребьенка в нормаль!». Тоня сама еле удержалась от смеха, глядя на захлебывающуюся в хохоте Лулу, и поспешно уволокла ее из комнаты. Тут же, в коридоре, она попыталась ее образумить:

— Барышня, ну что это с вами приключилось?

На это Лулу отвечала новыми взрывами хохота. Неожиданно Тоня сама стала смеяться, прикрывая рукой рот и глядя куда-то вверх. Лулу глянула туда и увидела на площадке Виконта, тоже весело смеющегося.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза