— Степь, ковыль, запах чабреца — здесь сейчас все спокойно. Мир.
— Да, как будто нигде и войны нету, — подхватила с готовностью Лулу.
— Ты о чем? Не перебивай меня.
Теперь он стал спиной к предполагаемым курганам, прислонился к перилам, откинувшись немного назад, и через колени Лулу оперся ладонью о балюстраду, на которой она сидела. И хотя он не держал ее, даже не касался, Лулу сразу же почувствовала себя надежно застрахованной от падения, отпустила руки, которыми обычно вцеплялась в перила и вся обратилась в слух.
— Битвы, сражения — эти степи их как будто не знали, а между тем в каждом кургане находили и находят кольчуги, мечи, шлемы, медные топоры, наконечники стрел. Лет семь-восемь назад я был здесь с экспедицией Савельева — шли как раз от Каменской, то есть, от Вишневецких курганов до станицы Луганской. Видел своими глазами. Участвовал в раскопках. Расспрашивал местных.
— О-о, вот, наверное, интересно! А как вы туда, в экспедицию попали? А мы эти курганы в Каменской видели? Где они там? А почему они Вишневецкие? А кто сражался? — Лулу, несмотря на приказ «не перебивать», начала сыпать вопросами. В первую секунду — просто хотела дать понять, как это прекрасно, что он пришел и рассказывает, и, конечно, чтоб рассказывал подольше, но тут же почувствовала, что ей и вправду интересно. Он, однако, отреагировал только на последний вопрос:
— Кто сражался, ты спрашиваешь? Орды половцев таились по оврагам. Кончак — слыхала о таком? — и Гзак были их предводителями. Со стороны русских — Игорь. Князь Игорь, другие князья… Герой битвы — Всеволод. Что, вспомнила? Разумеется, это та самая книга, одна из череды обозванных тобой скучными. «Слово о полку Игореве» не летопись, нет, великий эпос! Пушкин, умирая, сокрушался, что не успел пересказать его современным языком. Кстати, Каяла — река, на которой разыгрываются главные события «Слова», по всей вероятности, наша с тобой старая подружка — Быстрая. Дальше, в междуречье с Калитвой, — помнишь ее скалистые берега? — река буквально вгрызается в горный кряж. Кстати, Калитва и сама может быть Каялой. Точной версии нет.
— Это когда вы меня прошлым летом в Усть-Белокалитвинск провожали? Конечно, помню. Только жалко, вы тогда сразу уехали, торопились куда-то… Обратно уж, с Юдиными пришлось… Не так интересно… Но когда еще с вами, и настоящее путешествие, я как раз, увидев скалы, подумала — какие прекрасные грозные места! Там же вниз с берега с одной стороны такие обрывы — вы сказали, саженей пятьдесят… А потом подумала, наверное просто не привыкла, поэтому так сильно впечатлилась — около нас ведь степи сплошные… А почему Каялу ищут там, где крутые берега?
— Каяла, kayalık — по-тюркски «скалистая», — отмахнулся Виконт. — Погляди, представь, эта земля слышала звон мечей. Ее топтали боевые кони.
— А кто победил, русские? — Лулу привыкла к пространным красочным повествованиям, а сегодня говорит быстро и отрывисто, даже уследить трудно. Но все равно, она упивалась беседой. Не отвечая, Виконт задумался. Лулу терпеливо ждала ответа, рассматривая его резко очерченный профиль, край синего глаза. Сбоку кажется, что он пристально разглядывает что-то, но Лулу знает — поймать этот его взгляд просто невозможно. Он устремлен в никуда, в пространство.
— Эта земля стóит, чтобы ее уважали. Стóит.
— Кто же победил, вы не ответили?
— А ты молодец. Сказала: «скучно» — и бросила. Куда только твои учителя смотрят? И не мое это дело объяснять тебе все подряд. Так, возможно, никогда и не узнаешь, что боль, а не гордость продиктовала автору «Слово». И то, что битва закончилась страшным, жестоким поражением русских — тоже.
— Ой, я просто с тем, что в гимназии говорилось, не связала как-то… А сама, правда, не дочитала… Я что-то такое вспоминаю, у нас одна девочка — она моя подруга и очень-очень по-взрослому разбирается, — говорила, что русские войска там какую-то ошибку сделали, надо было вовремя отойти и перегруппироваться. Оттого Игорь и в плен попал, кажется… Эта ошибка и есть причина поражения, правда? Бездарные полководцы…
Виконт вздохнул, посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:
— Причин много, но эта, права твоя подруга, наверное, главная. Дружина Игоря, из отборных воинов, то, что теперь назвали бы гвардией, знала, что назавтра соберутся «бесчисленные полки половецкие», предполагала отойти и могла отойти, но не отошла.
— Вот видите! — Лулу ощутила гордость за умную Таню.
А Виконт, как будто продолжая внушать ей что-то не только словами, но и взглядом, говорил:
— Другие полки, обыкновенные лучники, не смогли бы идти — они преследовали половцев, только что вернулись. Кони и люди были измучены. Ипатьевская летопись об этом говорит так: «…Если ускачем, то сами спасемся, а простых людей оставим. И то будет грех перед Богом: предали и сбежали. Но умрем, или вместе живы будем». И что, Александрин? Бездарные? Надо было уйти?
Лулу могла только молча отрицательно покачать головой.