Третья истина

Лулу обратила внимание сразу на три вещи: он не подал ей руку, не помог спрыгнуть с высокого подоконника, произнес фразу слишком вежливую для обычного распоряжения, но главное — назвал Сашей! Она спрыгнула сама и остановилась, не решаясь пройти мимо поперхнувшегося на полуслове и застывшего около брусьев дяди. Виконт еще раз чуть заметно повел головой, указывая на выход, отвернулся и подошел к Петру.

Лулу, конечно, тут же вышла, по инерции прошла несколько шагов, и вернулась, застыв в нерешительности за дверью. Что будет? Дядя такой разозленный, а Виконт, наоборот, какой-то неестественно спокойный…

— Судя по набору слов, вы искали здесь своего денщика? Не для ребенка же это предназначалось?

— Откуда вы здесь взялись? — Лулу различила в голосе дяди некоторую оторопь и еще что-то, хотелось думать, что испуг. — Что вы, черт возьми, вечно суетесь…. Племянница мне нагрубила… она распущена… я вправе…

— Девочку раз и навсегда оставь в покое. Не нарывайся.

— Похоже на дежавю, Шаховской, ты как будто снова пытаешься защитить чью-то честь, или и здесь есть о чем догадаться?

— Не трудись с догадками. Виктор поручил присмотреть за домом и семьей в его отсутствие. В том числе и за детьми, — голос Поля продолжал быть угрожающе спокойным. — Именно поэтому — не распускай язык и будь корректен, а лучше держись подальше. Особенно от девочки. Надерзила — сообщи мне, я разберусь.

— Как всегда, Шаховской, много о себе мните! — Лулу по звуку шагов поняла: дядя двинулся к Виконту.

Ей надо, наверное, войти и сказать, что она, вправду, ужасно надерзила — перевести внимание дяди на себя. Или так будет хуже? Она потихоньку приоткрыла дверь. Оба они стояли к ней боком. Дядя — очень близко к Виконту. Лиц было не разглядеть.

— Повторяетесь, — Виконт подбавил в голос равнодушия. Лулу ясно чувствовала, что именно подбавил, а не получилось так само собой. — А я повторять не намерен. Вы слышали, что я решил. Больше ничего сказать не имею.

Лулу с облегчением перевела дух. Виконт, судя по тону, усмехнулся, а значит, полностью взял себя в руки, и связываться с Петром не будет.

Верно. Виконт идет к двери. Она отскочила. Господи! Петр что-то говорит ему в спину. Лулу теперь у противоположной стены и до нее долетает только непонятный обрывок:

— Да, вы не теряетесь, Шаховской! Широта вкусов! И так удобно — опять в доме! Далеко не ходить…

Виконт останавливается, разворачивается на каблуках. Тихо, сквозь зубы, говорит:

— Тебе лучше замолчать.

Петр отвечает что-то неразборчивое. Слышно только: «…в точку…» Виконт подходит к Петру почти вплотную:

— Что ж, ты сам напросился. Я, видит Бог, не хотел.

Дальше в полуоткрытую дверь видны как бы мелькающие кадры синематографа. На лице дяди тает ухмылка и проступает страх. Ладонь Виконта мелькает где-то возле шеи Петра. Петр шатается. Теперь у него лицо бессмысленное. Виконт берет его за руку выше локтя, подталкивает к мату …

Лулу, плохо понимая, что происходит, отбежала и прилипла к стенке коридора. Из зала не доносилось ни звука. Дверь широко распахнулась. Шаховской вышел быстрым шагом, сосредоточенно глядя в пол. Дядя вслед за ним не появился. Лулу кинулась к Виконту:

— Идемте, пожалуйста. Не оставайтесь с ним больше! Если из-за меня что-нибудь случится… Идемте, он сейчас выйдет!

Ей, перепуганной, мерещились драка, бой, дуэль со «смертоубийством», как выражается тетя. Единственная мысль владела всем ее существом: увести Виконта подальше от Петра. Со стороны это, наверное, выглядело странновато: она то трясла его за плечи, то тянула за руки, а он смотрел на нее вопросительно, не сопротивляясь, словно ожидая, когда это кончится.

— Так-то ты ушла, когда просили по-человечески! Запомню, — наконец без малейшей эмоции заметил он, когда Лулу выдохлась. — Ну, пойдем, раз хочешь. — Они прошли молча несколько шагов.

— А в чем, собственно, дело? Что может случиться? Зачем ему выходить? Остался покурить. — Теперь он смотрел на нее с таким сверхпростодушным изумлением, что если бы перед этим взгляд Лулу не упал на побелевшие костяшки его сжатых в кулак пальцев, она бы усомнилась в себе, могла вообразить, что вообще все ей привиделось, а она зачем-то трясла и тащила прочь спокойно прогуливающегося человека.

— Правда, ничего не будет?

— А что может быть, я спрашиваю? И не к чему такие сильные средства. Ты же просто так покалечишь меня ненароком. Я сам хотел предложить: пойдем, погуляем, покатаемся, просто поговорим, наконец.

— Я ничего не буду говорить про то, что было. Я не могу. Он такие слова произносил…

— Забудь. Не останавливайся, пошли. Или это кружевное сооружение не для прогулки? Сбегай, переоденься. Красиво, красиво, это я так, от зависти.

Сбегав в комнату, Лулу, или, как она теперь о себе робко думала, Саша, прикинула, чтó сказать Виконту об ее отношении к Петру. Ей трудно было принять переход к шутливому тону, который так явно, служил просто прикрытием совсем другого настроения.

Он дожидался, сидя на ступеньках крыльца и протирая платком свою плоскую фляжку. Завидев ее, встал и энергично махнул рукой: