Третья истина

— Лешенька, спасибо, ты хороший человек! Виконт шутит, он никуда меня не выкинет. Не оставаться же одному. Он так соскучится.

— Вот разве что только это меня и может остановить.

Виконт полюбовался еще Лехиной испуганно-озабоченной физиономией и сжалился:

— Успокойтесь, Алексей, я знаю это юное создание с малолетства. Не своего, разумеется. И никаких сомнений на ее счет не имею. Ее от меня защищать не надо…

Алексей хлопнул себя по голове и потрясенно произнес:

— Точно, Викеша, вот теперя я, башка с ушами, допер до последней точки: ты, как пить дать, знал… Оттого и ведра ему… ей… тягал заместо бани…

Виконт с доброй улыбкой наблюдал за вертящим в изумлении головой Лехой, который, наконец, пришел в себя достаточно, чтобы снова заговорить:

— Пошел я, Викеша. Не поминай лихом. Догоню, кровь с носу! Животину с телегой возвертать не надо, некому, не бери такое в голову. Так и катите себе! Со скотинкой токмо поласковее. От и развилка тута, аккурат на Харьков. Прощевайте, барышня, не знаю, как вас по батюшке.

Алексей покраснел напоследок и соскочил с телеги. Саша придержала его за космы и поцеловала в грязную щеку. Он встал, как вкопанный, и долго стоял, вытирая кулаками глаза и глядя им вслед.

Глава 9 Сердце — слева

Виконт распряг гнедую лошадь и давал ей соломы, служившей им подстилкой. Делал он это без вдохновения и ласки, наоборот, сопровождал свои действия глухим ворчанием:

— Абсолютно несимпатичная кобыла. Вялая, нечистоплотная… Подумай, Саша, хотел почистить ее снегом, она отнеслась к этому, как к посягательству на свои принципы, иными словами, попыталась меня укусить.

— То ли дело наши Арно и Ромашка, помните?

— Я неоднократно просил тебя не растравлять мое сердце воспоминаниями.

Несуществующие неоднократные просьбы, так же как и якобы уже рассказанные истории и отданные распоряжения Виконта были привычны для Саши и употреблялись то ли для проверки ее внимательности к его речам, то ли просто в качестве розыгрыша. Она реагировала по-разному — иногда бурно возмущалась, иногда, смеясь, подыгрывала. Но с воспоминаниями у нее были свои счеты, стоило только задеть эту тему, как ее начинала мучить навязчивая мысль:

— Виконт, а вы тогда действительно неслучайно вернулись? Вы не хотели бросить меня одну? Тогда, в Раздольном…

Виконт, отряхнув руки от соломы, произнес что-то неопределенное, вроде: «хм». Посчитав, видно, что дал исчерпывающий ответ, он задал встречный вопрос:

— Почему ты так перепугалась, едва увидев Дмитрия? Он что, грозил тебе когда-нибудь?

— Грозил по мелочам каждый день. Мы же были с ним как кошка с собакой. Ой, лучше, не говорите мне об этом!

— Ладно, не буду.

— Знаете, — Саша подошла к нагнувшемуся к колесу Виконту и положила ему на шею руку, — я очень боялась, что вы с ним подеретесь…

Виконт не разгибаясь, произнес сквозь зубы — в них он держал какой-то колышек:

— Подерусь и паду сраженным могучим Дмитрием? Это смешно.

— Подеретесь и будете таким страшным, как тогда с Петром.

Шея напряглась и замерла, но Саша не придала этому особенного значения, а положила на нее и вторую руку:

— Я уже заболевала тогда, после этого совсем разболелась. Врач говорил, для меня характерно пугаться и болеть вместе, и, пока в себя не пришла, все время бредила, какой вы жестокий, когда деретесь. Вы были такой, такой… страшный. Себя не помнили.

Виконт резко выпрямился, и Саша отлетела к бортику телеги.

— Саша! Да ты откуда знаешь обо всем этом? Какому сумасшедшему понадобилось тебе пересказывать подробности этой отвратительной сцены?

— Я сама была там, поджидала вас за шкафом…

Как только Виконт услышал про шкаф, недоумение и недоверие в его взгляде мгновенно сменились обреченной уверенностью. Видимо, именно такого рода действия в его представлении были присущи Александре Курнаковой.

— Я не подслушивала нарочно. Вы не думайте, не сердитесь. Не подглядывала, нет. Разыграть хотела… Просто так испугалась, когда все началось, не соображала что делать. Знаете, я вас гораздо больше боялась, чем Петра… хотя он, как настоящий убийца, пришел… Но он — это он, я знала всегда, что он негодяй. А к вам, если бы не побоялась, — бросилась бы… если б вы не были такой… страшный… А то была наказана, вы ушли, на полгода ушли. Но, наверное, если бы бросилась тогда к вам, вы бы и меня отшвырнули.

— Саша, ты невозможные вещи опять говоришь. Ты сочинила? Да нет. Откуда тебе знать? И эта твоя болезнь… Опять причина — я?

— Нет, что вы, это же корь. Просто доктор сказал, что от страха я ослабела сразу, а то, может, и не поддалась бы до такой степени, он похвалил, что крепкая… а от испуга стала слабая, наверное…

— И месяц ты пролежала? Это же похлеще прежнего! По моей милости? Потому что я не смог сдержать себя? Предстал каким-то бешеным чудовищем? Мало того, что я для тебя предатель, ты еще в глубине души ждешь от меня физической жестокости? — Виконт говорил медленно, как будто с каждой фразой взбираясь с трудом вверх по какой-то невидимой лесенке и, наконец, выдохнул: — «Отшвырнул»!