Третья истина

Это она спрашивала Сашу уже десятый раз. Старшая дичилась, жалась к женщинам, дремавшим на своих местах. Дед девочек — сухощавый и носатый, взявшийся править, с козел неторопливо излагал Виконту причину переезда. Виконт, Саша могла поручиться, его не слушал, но время от времени вставлял какие-то неопределенные междометия. На всю компанию он едва посмотрел. Все признаки отвратительного настроения были налицо. Руки, скрещенные на груди, крепко сжатые губы, взгляд исподлобья. Лошадь шла шагом. Колькины братья брели рядом. Чем бы ни было вызвано дурное настроение Виконта, Саша лишний раз обращаться к нему не решалась. Только расположилась рядом. Агаша дотянулась до его мизинца и потянула:

— Как тея зовут?

— Павел, — строго и скучно ответил Виконт и посмотрел на девочку отсутствующим взглядом… К огромному огорчению Саши, Виконт никогда не разделял ее восторгов по поводу малышей, был к ним абсолютно равнодушен и даже, как бы, не замечал их присутствия.

— Койко тебе годиков?

— Сколько мне лет? Тридцать, — удовлетворил ее любопытство Виконт.

— По-о-о-ль! — не выдержала, наконец, Саша. — Ну, посмотрите, какая она толстенькая, хорошенькая, мягонькая.

Виконт покивал головой, не глядя на ребенка.

— А де твой домик?

— Нигде сейчас.

Мать девочки засмеялась в край платка и робко подняла глаза:

— Вот какая. Покою не дает, расторопная! Не то, что старшая. Надоест, прикрикните на Агашку.

— Настырная… — проворчал Колька. Саша не оправдала его ожиданий, и он дулся, но Агашку не остановило его осуждение:

— А как тея зовут?

— Павел, я же уже говорил.

— Ну, Павел, — рассердилась Саша. — Вы просто каменный и даже ледяной.

— Что, — неожиданно ласково отозвался Виконт, — холодно тебе стало? Это не от меня, Сашенька, — он еще и улыбнулся ей одной из своих лучших улыбок.

Саша прижалась к его боку, придерживая Агашку, которая целенаправленно пыталась перелезть на колени к «Павлу».

— А ты тё кусиись?

— Что-то новенькое, отвечайте!

— Ничего не ем.

Старшая девочка, опустив ресницы, тоже перелезла к Саше и поправила сестре платочек. Потом нерешительно взглянула на Виконта:

— А я знаю, это шапка из белки, правда?

— Да, из белки, — ответил он, и Саша с удовлетворением отметила, что и со старшей девочкой он говорил тем же тоном, что и с Агашей.

Телега накренилась, и девочка отчаянно напряглась, чтобы не оказаться зажатой между бортом и корзиной. Шаховской придержал корзину:

— Пересядьте, вам неудобно.

Девочка, в буквальном смысле открывшая рот от такого обращения, неловко полезла назад на свое место. Саша предалась воспоминаниям. Было время, он и ее называл на ВЫ, но все же она с гордостью припомнила, что с первой же встречи он разговаривал с ней заинтересовано, шутил, придумывал что-то. Но… хватит размышлять, пора подумать о еде. Он же голодный! Может быть, поэтому у него такие невеселые глаза. Саша видеть этого не может.

— Знаете что, ни к чему специальные остановки! Давайте, поедим на ходу! Ну, где у нас что? Вот здесь, на корзине разложим, — сказала она зашевелившимся тут же женщинам. Те извлекли хлеб, отварной картофель, сало и яйца.

— О! — воскликнула Саша, — какая прелесть! А малышке что дать — яичко? Поль, вам передать бутерброд с семгой или с икрой?

— Все равно.

Не понял ее шутки? Саша ругала себя. Зачем затеяла дурацкие воспоминания о Петре? Она старательно сделала Виконту бутерброд побольше: ломтики сала, кружки картошки и яйца, накрыла сверху вторым ломтем пористого хлеба. Старуха погладила Сашу по плечу:

— То-то хозяин растет! Счастье в доме, ласковый и домовитый…

…Колька перебрался к корзине, он, явно, не был уже голоден, но корзина стояла рядом с Сашей, а у него назрел животрепещущий вопрос:

— Сашка, твоему батьке только тридцать? Или я ослышался как-то? — шепотом спросил он.

Их с Полем компания почему-то сильно интересовала окружающих и не было станции, города или деревни, чтобы их не расспрашивали, кто они друг другу, и что-нибудь еще про них.

— Ослышался, ему двадцать шесть, то есть двадцать пять, — так же тихо сообщила она.

— Значит он что, не родной тебе?

Тут Саша возмутилась и неосторожно громко ответила, вооружившись Лехиной наукой:

— А если врезать за такие слова? — и тут же, не без опаски, посмотрела на спину Виконта.

Тот повернулся всем корпусом и, опустив вожжи, которые он, доев Сашино творение, перехватил у старика, одарил ее укоризненным взглядом.

— Чего петушишься? — сказал Колька примирительно. — Все равно для драки места нет, как приедем, уж тогда… но учти, у меня мускулы — во!

— Боялся я твоих мускулов позавчера вечером! Ты не поспел к этому счастливому для себя моменту… — быстрым шепотом парировала Саша.

— А ну уймитесь, петухи! — Колькин отец опередил Виконта, который тоже собирался что-то сказать.

— Чего взбеленился? — продолжал мысль мирный Колька. — Я же из-за лет говорю. Как ни крути — не получается, он что в одиннадцать на твоей мамке женился?

— Ха! Ты не понял? Ну и голова у тебя… пустая. Он… Нет, серьезно не понял? — Саша лихорадочно придумывала объяснение. Сказать, что крестный отец?