— Мсье Виконт, я должна вам признаться… я подслушивала, когда вы разговаривали с маман на лестнице.
Лулу опустила голову.
— Тебя же заперли? — помолчав, спросил Виконт.
Лулу еще ниже опустила голову и прошептала:
— Она забыла запереть замок. Я сразу вышла…
Виконт молчал.
С бьющимся сердцем Лулу подняла глаза:
— Вы очень рассердились, потому ничего не говорите?
— Что я могу сказать? Молодец! — разведя руками, наконец, отозвался Шаховской и еще несколько мгновений разглядывал ее смятенное лицо.
— М-да… Значит, чтò ты должна делать. Вот эти книги надо расставить по алфавиту и внести в каталог названия… каталог — это список. Перечень. Вот он. Кто-то из нас должен писать.
— Я читаю отлично. И пишу, — воспряла духом Лулу, — но только по-французски. Это подойдет?
— Ладно, рискнем. Вооружись стилом!
Лулу устроилась за массивным письменным столом, в ее распоряжение был предоставлен роскошный письменный прибор из бронзы. Она с важным видом сняла с чернильницы крышку, изображающую колокол. Тихонько насвистывая, Виконт водрузил на стол несколько книг — солидных толстых томов в скучных кожаных переплетах и начал четким монотонным голосом: «Almanach de Gotha pour l`année 1833».[22]
И остальные названия оказались такими же солидными и непонятными. Лулу даже вспотела, записывая.
— А интересных книг здесь нет? — не выдержала она, старательно выводя очередное длиннющее слово.
— Книги служат не для интереса, а для постоянных занятий и упражнений, — не своим голосом провозгласил вдруг Виконт по-русски.
Лулу с недоумением вслушалась. Какие знакомые интонации! Встретившись с ее взглядом, он как будто спохватился, порывисто встал, заглянул в ее писанину и перешел опять на французский:
— Значит, мы остановились на… о-о-о, мадемуазель, вы прилагаете все усилия, чтобы в библиотеке интереснее всего было читать это, — он постучал по написанному, — ну, хоть взять вашу последнюю запись: «Эта морока… я там была активной». Это что, ваше впечатление от нашего с вами времяпрепровождения?
— Что? Я такого не писала! — оторопела Лулу и уставилась в бумагу. — И вы же как-то не так говорили…
— «Стратегия и тактика», вот что я сказал всего-навсего. — И, улыбаясь, повторил скороговоркой то, что произнес вначале: «ce tracas, j'y étais active»[23]
.A-a, это Виконт так ухитрился разбить на отдельные слова ее длинного непонятного уродца. И правда, звучит похоже. Она засмеялась было, но тут же кинулась объяснять:
— Ой, это у меня буквы не те вылезли, перескочили и слились. Мадам Клеро тоже всегда делала за это замечания… И слова какие-то… непонятные…
— Ну, об этих мелочах я уже не говорю… … Мадам Клеро — учительница словесности? Хотел бы я взглянуть на эту мужественную даму. Ежедневно читать такое…
— Я должна была за лето исправиться. Но уехала, — удрученно объяснила Лулу.
— Ergo[24]
…пока писать придется мне. — Он стащил ее со стула и усадил на стол возле книг, — но если ты начнешь перевирать названия…— Мсье Виконт! — немедленно закричала Лулу. — Но здесь и русские книги, и еще какие-то, я знаю только несколько букв… Что делать? Мсье?
— Положение критическое, — усмехнулся он, — найди среди книг французские. Начнем с них.
— А потом? Потом я уйду? Обратно в комнату? — голос Лулу задрожал, — а маман… она тоже не умеет читать по-русски…
— Значит, работать мне не с кем. Тебе остается укреплять мой дух, чтобы я справился с этой адской работой сам. Или ты сбежишь?
— Нет-нет, я, кончено, останусь, не беспокойтесь, — великодушно заверила Лулу. — О-о-о! какая книга! О войне. Просто замечательно. Интересно, и картинки есть? Написал мсье… мсье… Кла-у-зе-виц.
— Так, французский перевод Клаузевица, — записал Виконт, — давай дальше, Александрин. А что тебя так привлекает в войне, Афина Паллада?
— Как что? — поразилась Лулу. — Сражения, битвы… все справедливо, сильнейший побеждает… Вы же сами так здорово сражаетесь на шпагах!
— Это — другое дело. Это — красиво.
— А война? Редуты, ряды, канонада…
— Скорее, хаос, разрушение, развал. Хотя, вот твой Клаузевиц считал войну искусством.
Заинтересованная, Лулу отложила книгу и приготовилась слушать. Но он замолчал и кивнул ей, чтобы продолжала. Когда она выудила следующий тяжелый том, он отрицательно махнул рукой:
— Нет. Это оставь, эта книга случайно здесь…
— Почему? — На взгляд Лулу, она ничем не отличалась от остальных скучных изданий.
— Потому, что это — моя книга. Вот экслибрис. Видишь? — он указал на маленький черно-белый оттиск на внутренней стороне переплета.
— Что? Это корабль так называется? — Лулу внимательно разглядывала миниатюрную картинку: парусник разрезает острым носом крутую волну, а на переднем плане неясный женский профиль…
— «Экслибрис» значит: «Из библиотеки». В данном случае — из моей. Знак, который ставят на книгах. Разглядела инициалы? Впрочем, это русские буквы.
— Я знаю уже, — поспешно сказала Лулу и повела пальцем по линиям мачт и парусов, — вот… Ш… П…
— Шаховской, Павел…
— А откуда вы такую картинку взяли? Их продают? С разными буквами?
— Авторское творение пятнадцатилетнего Павла Шаховского. Довольно наивное. Но прижилось.