Третья истина

— Чего опять молчишь, волчонком смотришь, куда собралась, не евши? Я что, не с тобой разговариваю? — Она крепко схватила племянницу за руку.

Лулу и тут вырвалась:

— Не хочу есть, не хочу! Раз поздно встала, опоздала, так и значит, что есть — не буду!

Она хотела сказать другое, порезче, имея в виду, что, и спит, когда хочет, и ест — тоже, ни у кого не спрашиваясь, но вышло именно так. Тетка неожиданно смягчилась:

— Чего там, самое себя наказывать, это некоторые мамаши, за то, что ребенок лишний часок поспал, прибить готовы… А сами — по гостям… В нашем же доме все по правилу, по благожеланию… Ну, что — проспала, зато усталость сбросила. Иди, ешь и не ерепенься.

С теткой схватиться не удалось, отказываться от еды дальше было глупо, кроме того приятно, все ж, когда так уговаривают! Сухо сказала, чтобы поесть принесли ей в комнату. Тетка только рукой махнула: «А ешь, где хочешь. Так и так, все отзавтракали уже». Пока она ела, Тоня, присев по старой привычке сбоку, с упоением рассказывала о домашних делах, найдя для самой себя объяснение огненным взглядам, которые бросала на нее Лулу:

— Вчера набегалась по самое «не могу», накричалась, и поспала лишнее, с такого всегда в голове — тяжесть.

Таким образом, завтракая, Лулу узнала от нее, что в доме осталось очень мало людей, Пузырев пьет без просыпа, на него уж и рукой махнули, Катя на полевых работах вместе с другими горничными на той же оплате, — вот до чего дело дошло, а другие хозяева платят за поле меньше, так от них девушки уходят в город.

Поев, Лулу принялась разбирать вещи, откладывая что-то для переделки, а что-то — просто отдать, малы стали. Она подбежала к косяку двери, где была прошлогодняя зарубка. Ого, она выросла на целый палец.

— А это я примерю. — Не теряя резкого тона, Лулу рванула за плечики светло-бежевое, с белым галстуком и юбкой клеш и надела его без помощи, охотно подбежавшей к ней, Тони.

— Антонина, вы здесь? — в комнату постучали.

— Да, Пал Андреич, — заторопилась Тоня, кинувшись к двери.

Готовилась, готовилась, а застали врасплох. Не сообразив сделать что-нибудь получше, Лулу подбежала к Тоне и крепко прижалась, уткнувшись ей в плечо.

— Антонина, вас по всему дому разыскивает Евдокия Васильевна! Здравствуй, отчаянная Ипполита! Мышцы не болят? — Виконт обратился к Лулу, которая не отпускала пытающуюся уйти Тоню.

Под действием своих настроений «Ипполита» не поняла ни слова, но ей почудился упрек и она нерешительно ответила:

— Я больше не буду… — и поглядела на него. Этого он ждал? Он в ответ посмотрел подозрительно:

— Почему не будешь, собственно? Испугалась? Вывести Ромашку из боевой готовности?

— Да пустите же меня, барышня, слышали, зовут… — вскипела вдруг Тоня. — Стою здесь, как дурочка, перекособочившись, платье с плеча тянете… Еще и растрепавшись… — она разжала руки Лулу и убежала. Лулу этого даже как-то не заметила.

— Умоляю вас, нет! — действительно взмолилась она. — Я, правда, больше не буду!

— Ну, знаешь, Александрин! Я отказываюсь тебя понимать. А! Понял! С утра натворила что-то. Угадал?

— Нет, вчера…

Виконт еще некоторое время наблюдал за ее смятенным выражением и вдруг, резко встав, решительно заявил:

— Быстро решай, занимаемся или нет!

— Да, — выдохнула Лулу, чувствуя, как сковывающий панцирь сползает с ее души, — только одно большое-большое «да»!

— Так долой психологические изыскания. Пошли!

— Я сейчас! — Лулу подзадержалась, вспомнив его вопрос насчет «… не болят». Болела — не сильно, но ощутимо, — растертая кожа под коленями. Вот когда пригодились хлопчатобумажные гамаши, которые в обычной жизни она терпеть не могла! Даже цвет подошел — кофейный. С белыми мягкими башмачками и бежевым платьем — очень хорошо!

— Алексей Кондратьевич! — обратился Виконт к переминающемуся на лестнице Пузыреву. — Вам опять предоставляется возможность поспать — бумагами займемся потом. Я уеду часа на два.

Лулу благодарно посмотрела на него.

Они пошли на луг. Ромашка послушно шла за ними… Арно на этот раз, был оставлен дома. Виконт предложил:

— Пока добираемся до подходящего места, давай поговорим. Ты не в своей тарелке эти дни. Можешь объяснить, что тебя угнетает? Или угнетало в городе?

— Я все время была совсем одна…

— Но почему? Подруги, я не говорю о родственниках… Да! Виктор с Митей совсем рядом, в Новочеркасске и часто бывают в Ростове.

«Мануфактура Хохладжаева», февральский день, Виктор, гонящий ее прочь… Это и вспоминать долго не надо, и так все время в памяти. Прерывисто дыша от вновь переживаемой обиды, Лулу поведала о той единственной, но незабываемой встрече с братом.

Виконт остановился.

— Жаль одного — что его нет сейчас здесь… Но я уверен, — он помедлил, — да, уверен, Дмитрий повел бы себя иначе. Виктор действительно грубоват и, не смейся, застенчив. Зависим от мнений, не уверен в себе, не умеет себя поставить и это его злит.

Лулу вдруг вспомнила свою встречу с Виконтом на вокзале. Это что же, она — как Виктор? Или Виктор — как она??? — Она поглядела на Виконта широко раскрывшимися глазами.

— Что — непонятно выражаюсь? — перебил сам себя тот.