Третья истина

Ни русский, ни французский язык не помог Лулу объяснить, как же она счастлива тем, что он приехал, как ей хорошо и уютно возле него, сколько бы непонятных слов он не наговорил. Она хотела как раз сказать, что не поняла-то всего две последние фразы и просто неправильно попросила объяснить, но свет потух, и ее горячие излияния были прерваны. Не находя больше слов, она уткнулась в его плечо. Через мгновение почувствовала на голове его руку и услышала очень ясно, видимо, он наклонился:

— Не нервничай, Александрин, ты же умная девочка! Ты в театре, столько интересного! Я-то здесь при чем?

Дважды он назвал ее сегодня умной и как-то совершенно по-разному. Кажется, вот теперь, это был прежний, «летний» Виконт, но Лулу все не могла успокоиться: он перестал обижаться? Она пыталась заглянуть ему в лицо: когда он сердится, радужки становятся гораздо темнее. Но цвета глаз было в темноте не разглядеть, а по плотно сомкнутым губам и спокойному взгляду, устремленному на сцену, ничего нельзя было понять. Лулу осторожно подергала его за рукав.

— Ты рано забеспокоилась, до развязки еще далеко!

Но развязка была не при чем: она внезапно перестала жить в мире той сказки и переселилась в свою, в этот момент такую счастливую! Она — зрительница, пришла с родным человеком, он о ней заботится, а она с удовольствием смотрит спектакль. И если будет что-то страшное на сцене, или даже не на сцене — у нее есть надежная защита. Она так до конца спектакля и упивалась присутствием «своего» человека рядом — это было такое необычное и желанное ощущение для нее, что «не совсем безоблачный конец» не смог ее пронять.

Она снисходительно и сочувственно вздохнула, когда растаяла одинокая, чужая всем Снегурочка… но созвучнее всего ее настроению была приветственная песня Яриле.

…Когда они вышли из театра, причем Лулу так и не сумела извлечь свой фартук из гардеробной, было еще сравнительно светло.

Это время — ранние сумерки — Лулу обычно не любила. Уроки закончились, домой не хочется, не знаешь, куда себя деть.

Но сегодня! Она шла около Виконта, он не разговаривал, думал о чем-то, но Лулу все равно было интересно и приятно гулять. Так и бывает в семьях, она много раз видела, люди идут себе рядом, спокойно молчат, и радуются присутствию друг друга. Она представляла себе, что это привычная послеобеденная прогулка, каждодневная, и нет необходимости говорить что-то именно сегодня. Послеобеденная… немедленно засосало под ложечкой.

— Вот жалко, что я съела свой завтрак — у нас был бы большой бутерброд с ветчиной, а вчера у меня были пирожки. Вы тоже их любите…

Виконт остановился, улыбнулся и подтолкнул Лулу локтем в плечо:

— Решила, что я уклоняюсь от кондитерской? Нет. Мы движемся в нужном направлении.

— Правильно. Мы в кондитерскую. А только потом к Софье Осиповне? Да?

— Какая Софья? Кто это? А! Родственница Евдокии Васильевны! Вряд ли успею заглянуть к ней.

— Вы покушаете и уедете? Как это? Еще рано…

— Не хнычь, Лулуша!

Отворив стеклянную дверь, Виконт впустил Лулу в сытный и сладкий воздух кондитерской.

И вот уже съедены слоеные пирожки, на очереди — знаменитая ростовская «водовозка» из бисквита и шоколада. Лулу сбавила темпы. Ела она одна, Виконт прихлебывал кофе и с некоторым изумлением смотрел, как тридцатикилограммовая худышка Лулу поглощала произведения кондитера. Наконец он сообразил:

— Ты же с утра вне дома. А я отбиваю тебе пирожными аппетит. В котором часу тебя ждут к ужину?

— Я, когда приду домой, тогда и поем, хоть в десять часов!

— Какие десять часов, что за чепуха! Восьми нет.

Лулу представила, что бы он сказал, узнав о ее многочисленных опозданиях к ужину… У нее даже озноб прошел по телу, но одновременно она поняла, чего ей не хватает в жизни. Как же хорошо побаиваться того, кто заботится о тебе! Но объяснить, как обстоят дела, все ж таки не решилась.

— А я вторую половину плохо смотрела… и даже не очень жалко было…

— Понимаю, почему ты не в восторге. Дело в игре, декорациях. Сюжет идет, а атмосферы хорошего театра нет.

— Я не в восторге? Я… смотрите… смотрите…

Лулу вскочила и, встряхнув волосами, продекламировала:

— В… какой-то час обычной чередой
Являюсь я на землю берендеев…

Она величественно выпрямилась и повторила жест Весны из спектакля: выбросила руку вбок и вверх, подкрутив пальцы.

— Час — «урочный», но вообще чудесно! — похвалил Виконт. — Это что — пародия? А еще кого можешь?

— Снегурочка вот такая, — она поникла всем телом и опустила руки в безвольном оцепенении, но тут же встрепенулась:

— А лучше — Вакула Бобыль! — и, заломив воображаемую шапку, потеребила подбородок, наморщила нос и почти сквозь зубы запела:

— У Вакулы Бобыля ни кола, ни двора! — тут она изобразила, что пошла вприсядку, и повторила: — ни кола, ни двора. Ни кола, ни двора!

Виконт весело рассмеялся и довольно блеснул на нее глазами: