Не отрывая глаз от пола, он покачал головой:
– Мне хотелось бы верить, что так и есть, но я уже ничего не знаю.
И снова неправильный ответ. В последнем туре «Jeopardy!» он бы с позором продул. Ошибки во временах глаголов, тот факт, что он не знал, был ли включен сотовый его жены (если бы он действительно ее искал, то знал бы это наверняка), и то, что за весь разговор он ни разу не назвал жену по имени, – все это создавало образ богатенького доктора, чьи руки по локоть в крови. Упрямый отказ называть жену по имени говорил о том, что он уже не видел в ней живого, дышащего человека. Конечно, это вовсе не доказывает, что миссис Йост действительно нет в живых, но все же это мощная зацепка. Или так, или он намеренно пытается не видеть в жене личность, чтобы поскорее выбросить ее из головы.
Но последний штрих к портрету заключался в том, что люди, у которых пропали жены, мужья или дети, из последних сил отчаянно цепляются за веру, что их любимые все еще живы. Тем более, если с их исчезновения прошла всего неделя. Порой не помогает даже увидеть останки собственными глазами. Они просто не могут проститься со своими близкими. Но тот, кто убил свою жену, никогда не сможет по-настоящему испытать эту надежду, как бы мастерски ни притворялся. И это значит, что миссис Йост скорее всего мертва. Однако я не намеревалась делиться с ним своими подозрениями о том, что он виновен, как воскресный грех. Хотя бы потому, что могла ошибаться. Если она жива, мне понадобится время, чтобы ее найти, пока он не завершит начатое.
– Понимаю, – сказала я. – Но я хочу, чтобы вы не теряли надежды, что с ней все в порядке.
Йост посмотрел на меня полными фальшивой печали глазами.
– Значит, вы беретесь за это дело? – спросил он, просияв.
Как же иначе? Скорбящий муж, делающий все возможное, чтобы найти свою жену, вызывает меньше подозрений.
– Откровенно говоря, доктор Йост, учитывая, что ФБР уже над этим работает, я не знаю, что еще могу сделать.
– Но ведь что-то же можете? Если дело в деньгах, я выпишу чек прямо сейчас. – Он достал из портфеля чековую книжку и похлопал по нагрудному карману в поисках ручки.
Я покачала головой:
– Дело вовсе не в деньгах. И я не хочу брать ваши деньги, если ничего не смогу сделать. – Он понимающе кивнул, и я продолжила: – Дайте мне пару дней. Если я решу, что смогу помочь вашей жене, я вам позвоню.
– Хорошо. – Его лицо вспыхнуло надеждой. – Значит, позвоните?
– Разумеется. – Проводив его к двери, я положила руку ему на плечо. – Обещаю, я сделаю для нее все возможное.
Он печально улыбнулся:
– А я заплачу любые деньги.
Я смотрела, как уходит добрый доктор, потом выждала целую невозможную секунду и повернулась к Куки, закатив глаза:
– Этот человек виновен, как мой бухгалтер.
Она открыла рот:
– Виновен? А по виду не скажешь.
– Та же фигня с моим бухгалтером, – отозвалась я, вороша бумаги на ее столе.
Куки шлепнула меня по руке:
– В чем виноват твой бухгалтер?
Перед тем, как ответить, я пососала тыльную сторону ладони:
– Уклоняется от налогов.
– Твой бухгалтер уклоняется от налогов?!
– Зачем еще мне платить кому-то, кто разбирался бы с моими налогами? Короче говоря, он, – я указала пальцем за плечо на дверь, – виновен. И у нас еще одна пропавшая жена. Сезон у них, что ли?
Всего пару недель назад мы раскрыли дело об исчезновении женщины. В процессе меня похитили, пытали, в меня стреляли, и я едва не подвела под монастырь Гаррета, Куки и нашу клиентку. А вообще, неплохая выдалась неделя. По крайнее мере, так я говорила самой себе.
– Итак, он виновен. Это значит, что его жена мертва?
Со статистикой я знакома. И девяносто пять процентов требовали громко ответить «да». Но я отказывалась работать с такими предположениями.
– Ну, это еще нужно выяснить. А парень хорош. Всего пару раз спутал времена глаголов, что навело меня на мысль: он знает, что его жены нет в живых. А еще он ни разу не назвал ее по имени.
– Это плохо, – обеспокоенно заметила Куки.
– Если бы я не чуяла вину из каждой его поры, то купилась бы на всю эту ложь.
– А я купилась.
Я признательно улыбнулась:
– Ты всегда покупаешься. Потому что видишь в людях только самое лучшее. Поэтому мы так замечательно ладим. Сквозь мое обаяние и поразительную красоту ты просто-напросто не можешь рассмотреть настоящую меня.
– Еще как могу. Но мне всегда было ужасно жаль умственно отсталых. Мне кажется, вы, ребята, заслуживаете такого же шанса на нормальную жизнь, как и все остальные.
– Это так мило, – я захлопала ресницами, как черлидерша на метамфетамине.
Она пожала плечами:
– Стараюсь оказывать положительное влияние на тех, кому повезло меньше.
И тут меня осенило:
– Дерьмо.
– Что?
– До меня только что дошло.
– Опять забыла надеть трусы?
Я решительно уставилась на Куки.
– Если добрый доктор виновен, то почти наверняка попытается меня пришить. Причем скоро. Может быть, тебе захочется принять какие-нибудь меры предосторожности.
– Поняла. С чего начнем?
– С кевларовых бронежилетов, наверное. Ну или хотя бы с перцовых баллончиков.