Третья пуля

Мы сидели в сумрачной тишине бара, наблюдая за сменой картинок на экране телевизора, и видели, как полиция нашла винтовку Алика и три гильзы, слышали присягу Линдона Джонсона — все без каких-либо комментариев. Затем ведущий программы новостей сообщил о гибели полицейского в результате огнестрельных ранений в районе Оук-Клифф. Никто не знал, связано ли это преступление с убийством президента, — никто, кроме меня. Дом Алика находился в Оук-Клифф, и описание нападавшего соответствовало его внешности — белый мужчина, рост около метра семидесяти пяти сантиметров, крепкого телосложения, меньше тридцати лет. Ведь я говорил ему не брать пистолет, а этот ублюдок ослушался меня! Я проклинал себя за то, что связался с таким идиотом, на которого ни в чем нельзя было положиться. Позже узнал, что он проехал через весь город, чтобы забрать из дома пистолет. Следовательно, он подчинялся моим распоряжениям вплоть до того момента, когда понял, что его предали.

Я помолился за полицейского. Лицемерие, не правда ли? Но это тот грех, которого я, так или иначе, не могу избежать в силу особенностей профессии. Во время уик-энда я был набожным отцом семейства и почтенным выпускником Йеля, а в будни планировал убийства. Быстро примирился со своей совестью, внушив себе, что сделал все для того, чтобы избежать последствий. Все дело только в неуправляемости Алика. Это неудача, но не трагедия. Все силовые операции — нам предстояло убедиться в этом в последующее десятилетие — связаны с риском побочных потерь. Полицейский, как и президент, выбрал профессию, таящую в себе немалую опасность для жизни. К тому же мир устроен таким образом, что благородная цель оправдывает неблагородные средства ее достижения, и с этим ничего не поделаешь.

— С меня хватит всего этого, — сказал наконец Лон.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— До этого я чувствовал себя лучше.

— Помни об отдаленной перспективе.

— Легко сказать.

— Пошли, я тебя отвезу. — Я поднялся со стула.

— Хью, мне кажется, я от тебя немного устал за сегодняшний день.

Лон самостоятельно выкатился из бара и направился через вестибюль к лифту, где кто-нибудь должен был нажать за него кнопку его этажа. Он въехал в кабину, и латунные двери закрылись за ним.

Я вернулся к «бурбону» и телевизору. На экране возник «Борт № 1», увозивший президента, тело старого президента и эту сломленную горем женщину, которая всего два часа назад была блестящим средоточием мира.

Новость, которую я так ждал, появилась в 15.20. Она знаменовала начало нового этапа этой истории, чрезвычайно опасного как для меня, так и для Управления, на которое я работал. Чья репутация (как и само существование) подвергалась огромному риску.

Из Далласа. Полиция арестовала двадцатичетырехлетнего мужчину по имени Ли Харви Освальд в связи с убийством далласского полицейского, произошедшим вскоре после покушения на президента Кеннеди. Он также допрашивается на предмет причастности к убийству президента. Вопящего Освальда вытащили из Техасского театра в районе Оук-Клифф…

Да, им потребовалось не так много времени, чтобы схватить его. Около двух часов, и за это время он ухитрился убить полицейского. Полный идиот. И опять мне стало не по себе. Я сделал большой глоток «бурбона», и мое сознание затуманилось еще больше. Спустя некоторое время я почувствовал, что впадаю в состояние ступора. Так на меня повлияли события того дня.

Не помню, как поднимался в номер, принимал душ, влезал в пижаму и ложился в постель.

Но я помню, как около полуночи меня разбудила мысль, от которой тело покрылось холодным по́том: «Где Джимми Костелло?»

Глава 18

«Эти странные «видения», ибо их следует называть именно так, в некоторых случаях бывают яркими и отчетливыми, но подавляющее большинство людей относится к ним как к фантастическим бредням. Тем не менее они являются традиционным атрибутом сознания тех, кто обладает богатым воображением, где присутствуют, не подвергаясь каким-либо изменениям».

Боб почувствовал, как его лицо исказила гримаса. Это было написано Фрэнсисом Гальтоном в конце XIX века.

«Что за ерунда?» — подумал он. Если он правильно понял, Найлз Гарднер был очарован тем, что сэр Фрэнсис назвал «фантастическим видением» около ста двадцати лет назад. Это имело отношение к присвоению того или иного цвета объекту, который по своей природе не имеет никакой окраски. Цвет могла иметь буква или, как в данном случае, цифра.