Третья пуля

Между большими, солидными особняками, стоявшими вдоль выложенных кирпичом пешеходных дорожек Джорджтауна под раскидистыми вязами, приютился скромный деревянный домик под белой кровельной дранкой и мансардной крышей, позади которого располагался маленький садик. Черные ставни, красная дверь, рядом с которой висела латунная табличка с номером шестнадцать. На стук Боба из дома вышел человек его возраста.

— Сержант Свэггер? Или вы предпочитаете называться «мистер»? — спросил он, протягивая руку.

Он не был похож на человека, в которого когда-то стреляли, и скорее напоминал профессора: брюки из рубчатого вельвета, синяя рубашка, застегнутая на все пуговицы, очки в тонкой оправе. Седые волосы слегка взъерошены, словно перья на птичьей грудке.

— Приветствую вас, мистер Гарднер. Я предпочитаю, чтобы меня называли Боб.

— Проходите, пожалуйста. Зовите меня Гарри. Я очень рад. Люблю поговорить об отце.

— Вот что, — Боб назвал имя, — рассказал мне.

Упомянутый человек работал редактором Вашингтонского бюро журнала «Ньюсуик». Его первая книга носила название «Новые герои. Воины «холодной войны» первого поколения» и содержала биографии некоторых знаменитых сотрудников ЦРУ послевоенных лет. Дабы он согласился побеседовать с ним, Боб заручился рекомендацией их общего друга.

Гарднер провел Боба через хорошо отделанную, хотя и несколько старомодно обставленную гостиную в кабинет, стены которого были заставлены книгами. Он преподавал право в Юридической школе при Джорджтаунском университете, находившемся в нескольких кварталах.

— Садитесь, пожалуйста. Кофе или что-нибудь покрепче?

— Нет, спасибо.

— Мне сказали, вы почти выиграли Вьетнамскую войну одной рукой.

— К сожалению, нет, сэр. Мой единственный подвиг заключается в том, что я вернулся более или менее целым. Все по-настоящему храбрые люди погибли там.

— Уверен, что вы скромничаете. Я слышал слово «величие», произнесенное шепотом по вашему адресу.

— Шептать следовало «счастливый старый чудак».

Гарри рассмеялся:

— Итак, вы хотите поговорить об отце. Вот он действительно был своего рода героем.

— Я понимаю. Ваш отец заинтересовал меня после того, как я увидел несколько ссылок на него в книге «Новые герои». Он носил фамилию Босуэлл и сочинял биографии, которые фальсификаторы из ЦРУ подкрепляли соответствующими документами — создавали «легенды», как это называется в данной профессии, — и под этими личинами наши люди осуществляли деятельность в различных опасных местах.

— Отец не потерял ни одного человека. Ни один агент, пользовавшийся разработанной им легендой, не был арестован. Он очень гордился этим.

— Да, этим можно гордиться.

— Но нужно заметить, Боб, он отличался скромностью. Можете мне поверить. Я пытался написать его биографию и изучил все документы, записи, дневники, незаконченные романы. Отец никогда не брал работу на дом — другими словами, он почти не бывал дома, поскольку проводил в Лэнгли по восемнадцать часов в сутки.

— Понятно.

— Не знаю, смогу ли я чем-нибудь помочь вам. Мне известно не так много. Возможно, будет лучше, если вы скажете, что вас конкретно интересует.

— Да, так будет лучше, — сказал Боб. — Существует вероятность — я не могу представить вам какие-либо доказательства, — что где-то в мире живет человек с «биографией», сочиненной для него вашим отцом. Он до сих пор не разоблачен, что лишний раз свидетельствует о гениальности «создателя».

— Его имя не значится в списке рабочих имен ЦРУ?

— Если бы оно там значилось, он бы его оттуда удалил. Это был ушлый парень.

— Хорошо. Вы можете назвать его имя?

— Вы будете смеяться. Согласно всем документам, он умер в 1993 году.

— Хью Мичум! Да, это в его стиле. Хью был лучшим. Мой отец любил его. Идеальный агент: чрезвычайно смелый, умный и хитрый, но ничего общего с Джеймсом Бондом, которого отец ненавидел. Он не любил внешних эффектов. Ему были не нужны ни признание, ни слава. Лучшим вознаграждением для него являлась работа. Чем-то он напоминал священника, иезуита, преданного своему делу. Хью обычно сидел в кресле, в котором сейчас сидите вы, пил приготовленную моей матерью водку с мартини, его жена-красавица Пегги сидела вон там, отец и мать — здесь, на диване. Все четверо всегда много смеялись.

— Хью был веселым парнем, вне всякого сомнения.

— Ему было бы сейчас лет восемьдесят пять.

— Восемьдесят два. Он с 1930 года.

— Разведчик старой школы. Вырос во Франции, свободно говорил на русском, французском, немецком. Закончил филологический факультет Йельского университета. Сумел использовать свой природный дар в работе.

— Это на него похоже.

— Ничего конкретного о Хью я вам рассказать не могу. С отцом ни о чем конкретном они не говорили. Они неукоснительно соблюдали правила и никогда ничего не записывали. Не доверяли журналистам, хотя одно время отец сам работал журналистом.