Когда они уходят, я остаюсь один. Вспоминаю их разговоры, отдельные слова и на душе делается тяжело, — а где же Россия? О ней не было сказано почти ни одного слова. Где же оппозиция, политически сознательные враги коммунизма? Где они?
Этих людей двадцать лет комкала и ломала жизнь. Из них нет ни одного, кого бы не коснулось, в той или иной степени, режущим углом советское «правосудие». Одни пострадали при коллективизации, другие попали в ежовскую мясорубку, вынеся из нее только голую искалеченную жизнь, третьи репрессированы в связи с какими-то процессами, чередующимися один за другим все время существования советской власти. Может быть, их личная горькая судьба закрыла для них большие общественные горизонты? Может быть, это и так. Может быть, есть и другие противники коммунизма. Их нужно еще искать. Наша задача начинает мне казаться еще тяжелее, чем раньше. Из моих новых друзей ближе всех к правильному решению вопроса находится, пожалуй, капитан. Над ним не нужно долго работать, как над всеми остальными. Ему нужно только объяснить, что сила, о которой он говорит, есть, что сила эта — мы, вот он, капитан, токарь, профессор, колхозники, я, тысячи и миллионы других, что сила наша распылена, не осознала себя, но что, когда мы ее соберем, мы легко справимся и с одними, и с другими, и с немцами, и с большевиками. Нужно еще сказать капитану, что силу эту мы называем Третьей Силой — это наш народ. Третьей — в отличие от первых двух — Германии и Коминтерна, борющихся между собой за господство над ним…
За последнее время очень сильно изменился и состав лаборатории. Стал подбираться народ более интеллигентный и более сознательно относящийся к происходящим событиям. Появилось очень много университетской молодежи, главным образом ленинградских вузов, двое из них вчерашние партизаны. Появилось несколько человек журналистов, сотрудников столичных и провинциальных советских газет, но главная масса продолжала оставаться офицерской. Те, кто откомандировывается обратно в свои лагеря или рабочие команды, уходят другими людьми, чем пришли сюда. Они яснее понимают преступные замыслы и планы немцев относительно русского народа и твердо убеждены в необходимости борьбы и против них. Идея создания Третьей Силы начинает становиться руководящей для всей их дальнейшей жизни и смыслом пребывания здесь.
Как-то подошла очередь и для отъезда моего нового друга и первого знакомого, потомственного рабочего, токаря по металлу Василия Ивановича Попова. Жаль мне было расставаться с ним, да и ему, по-видимому, не хотелось возвращаться в свою рабочую команду. Я пошел к своему непосредственному начальству, капитану Корфу и попросил себе помощника. Дела было, действительно, много. Книги со всех сторон, откуда они к нам поступали, из Советского Союза и из эмигрантских библиотек всех стран, оккупированных немцами, перевозились самым варварским способом, грузились к разгружались в вагоны и грузовики чуть ли не лопатами. Очень много нужно подправить, подклеить, подшить. К тому времени началась уже отправка маленьких стандартных библиотек и в лагеря. Для этого книги нужно было паковать в ящики и отправлять на вокзал. Короче говоря, работы было столько, что на ней можно было занять и пять человек, впрочем, можно было б справиться и одному. Главное же ее преимущество заключалось в том, что она не поддавалась никакому учету. Никому бы и в голову не пришло проверять, что сегодня сделано и сколько. Помощника оставить мне было разрешено. Само собой понятно, что им оказался Василий Иванович. Так мы с ним и зажили, не расставаясь по целым дням. Остальные менялись, но очень многие задерживались и на более продолжительный срок. Задержались и капитан, и профессор. Профессор и Василий Иванович были самыми старшими по возрасту, капитан был представителем среднего поколения, среди остальных — больше молодежь.