Третья стихия

Когда Михаил открыл глаза, в них отразился тревожный мерцающий полумрак. Он подозрительно огляделся с вполне резонной для Проводника, ступившего на скользкий путь, мыслью: «А туда ли я, граждане судьи, попал, откуда выпал?..» Помещение, на полу которого Михаил раскинулся во всю ширь, было вроде бы то же самое, только почему-то пропало нормальное освещение, «яйцевизор» наверху не работал, надсадно, как телефон в пустом доме, надрывался разбудивший Михаила сигнал тревоги, и главное — он, задержанный, пребывал теперь здесь, можно сказать — в святая святых в совершенном одиночестве! Оба слуги закона куда-то таинственно сгинули. Но все это было, как тут же выяснилось, еще не самое главное: не успел Михаил подняться с пола, как из-за стеклянной перегородки до него донеслись крики, топот и звук падения тела, потом снова топот, крики и опять падение — на сей раз одного за другим сразу нескольких тел. Короче говоря — место было то же самое, откуда его отправили в туман, но происходило в этом месте что-то его устроителями явно не предусмотренное и за версту отдающее криминалом. Михаила почему-то сразу неудержимо потянуло залезть под стол. Не зря, выходит, он давеча вспомнил о терминаторе; как сказал бы дед Панас — помяни дурака, он и появится. В роли терминатора, как почти сразу заподозрил Михаил, должен был выступать Петр или Голс, а скорее всего они орудовали вместе, наверняка и Рейчел с Карриганом не остались в стороне. И в данную минуту отделение подвергалось организованному нашествию терминаторов. «Бедное отделение!..» — почти искренне посочувствовал Михаил и сделал попытку выбраться из «святая святых», подойдя к двери и подергав ее за ручку. Дверь оказалась запертой. Тогда он, не мудрствуя особо, взялся за ближайший стул и, размахнувшись, душевно саданул им в стекло. Стул разбился. На спинку, сиденье и четыре ножки. «Стулом-непробиваемое», — резюмировал Михаил, роняя спинку и прислушиваясь. Снаружи было тихо, беготня и крики больше до него не доносились, из чего можно было заключить, что основную часть криминальной трагедии он пропустил, а теперь уже практически все кончено, и торопиться на подмогу (к терминаторам, разумеется, а не к «милитцыи»), в общем-то, уже поздно. Ему ничего другого не оставалось, как усесться на хозяйское место за столом и смиренно ждать освобождения.

И освобождение в конце концов пришло. По ту сторону загородки появился Голс, налитой ультрамарином — прямо как Петр в свои лучшие минуты, — с местным огнестрельным приспособлением наперевес. Увидев Михаила, он сделал ему резкий знак рукой в сторону — пригнись, мол, не маячь, — после чего с помощью трофейного оружия проплавил для него в стекле довольно большое выходное отверстие. Выбравшись через это отверстие в приемную, получив при пролезании несколько мелких ожогов о края, Михаил поблагодарил невнятно на скорую руку Голса и помчался первым делом в глубь отделения на поиски Витяя, у которого были ключи от камеры, где томилась Илли. Неподалеку, кстати, от камеры он его и нашел, заглянув по дороге в лица по меньшей мере семи убитым, раскиданным в беспорядке по коридорам и у дверей открытых кабинетов. Витяй лежал на спине, убитый выстрелом лазера в грудь; наскоро ощупывая его карманы, Михаил на время задержал дыхание: едкий запах горелого мяса, пропитавший уже густой воздух всего отделения, вблизи убитого был силен до тошноты. Зла на Витяя Михаил не держал — такая уж у парня была работа, — о сострадании старался не думать: работу обычно выбирают по наклонностям.

Нащупав ключи в нижнем кармане балахона, Михаил их забрал, добежал несколько шагов до камеры — спящих там, к слову, не осталось и в помине, все местные жители массово воспряли от спячки и столпились у решетки, оттерев куда-то в тылы неприспособленных к тюремной юдоли «иностранцев». Поискав наскоро среди них глазами Илли и не найдя, Михаил принялся торопливо отпирать решетку.

— Хотел ее проплавить, да рискованно — наверняка половину бы из этих кротов покосил, — сообщил откуда-то сзади Голс. Он, очевидно, совершил этот вопиющий к отмщению теракт в одиночестве, потому что, кроме него, никого из своих в разоренном отделении не наблюдалось. Должно быть, Голс преследовал по пятам тюремную галошу или прохожих порасспросил, где ему ближайшее отделение искать (хорошо, что отделение оказалось именно то, которое надо).

Замок наконец поддался, решетка распахнулась сама собой, и на волю лавиной нечистот из отстойника хлынул вначале поток здешних блудных сыновей, поспавших немного под родным кровом, чтобы при первой же возможности удариться обратно в блуд. Когда поток схлынул, вышли наконец и те, ради кого, собственно, и была открыта клетка: первой из каземата шагнула настоящей принцессой в опале слегка растрепанная, но неизменно гордая Илли, а вслед за нею пародией на пару телохранителей, не заслуживающих особого доверия, — Попрыгунчик с Бельмондом.