Михаил не сомневался в рассказе Занозы о необыкновенных способностях Странников, более того — именно этот рассказ вернул ему бодрость духа и вселил в него некоторую надежду после вчерашней страшной находки в магазинчике. И все же настоящим потрясением явилось для него на следующее утро воскрешение Скалди — третьим за столь короткое время после встречи с Илли и обретением своего дара. Остаток ночи он проспал так, будто провалился в какую-то собственную, подсознательную Кляксу — то есть в плотную немую черноту, — и никакие неудобства, вплоть до жесткого пола вместо уютной постели, не смогли воспрепятствовать его туда погружению. А выудил его наутро из этой черноты, словно рыбку на живца, переливчатый девичий смех. И таким нереальным казался этот смех на фоне вчерашних устрашающих событий, мгновенно вспыхнувших в памяти, что Михаил, едва проснувшись, сразу открыл глаза и сел, отыскивая взглядом источник веселья. Смеялась незнакомая девушка, стоявшая по-хозяйски за стойкой — голубоглазая, со светлыми прямыми волосами до плеч, в белоснежной маечке и в синих джинсах. Тонкие изящные запястья девушки опоясывали широкие белые браслеты. Улыбающийся Странник, облокотившись о прилавок, что-то ей говорил, а она смеялась, передавая ему с полки бутылку. Михаил прислушался.
— Скалди, детка, ты опять все перепутала, — говорил Заноза. — Мои любимые напитки возникают обычно в твоем заведении на правом фланге.
— Ничего я не перепутала, просто тебе с утра полезнее пить лимонад! — весело отвечала она, вручая ему бутылку.
И только тогда до Михаила наконец дошло, откуда взялась здесь эта незнакомая девушка: просто вышла поутру, как ни в чем не бывало, из заднего помещения и, увидев в магазине кучу посетителей, часть из которых уже проснулись, приступила с огоньком к привычной работе. Машинально отыскивая на ней глазами следы вчерашних рваных ран и не находя на загорелой коже лица и рук ни малейшей царапины (одежду-то она сразу, видно, сменила), Михаил потрясенно думал, что, будь сейчас на его месте Фредди Бельмонд, он точно свалился бы в обморок. Не успел Михаил вспомнить о Бельмонде, как тот появился на пороге задней двери — умытый, причесанный и довольно-таки бодрый, учитывая обстоятельства, которые его сюда забросили. Если Бельмонд и лишался чувств при виде Скалди, то произошло это впечатляющее событие еще до пробуждения Михаила, а в целом, кажется, воскрешение Скалди вернуло ему в какой-то мере его природный оптимизм.
— Доброе утро! — поприветствовал Бельмонд Михаила, огибая стойку, после чего заказал себе у Скалди «что-нибудь перекусить». Вежливость была у хозяина «Горного орла» профессиональной привычкой, и ее проявление по отношению к преступнику, каковым он наверняка считал Михаила, только лишний раз доказывало вернувшуюся к Бельмонду поутру бодрость духа.
Поприветствовав Бельмонда, а заодно с ним и Скалди с Занозой нечленораздельным «сдобрутрм», Михаил поднялся с жесткого ночного ложа и огляделся по сторонам, интересуясь, что же поделывают остальные, не валяются ли и они часом в обмороке. В помещении, оказывается, находился еще только Попрыгунчик, но он пребывал явно не в обмороке, а просто крепко спал, свернувшись калачиком у погасшего костра, от которого остался только почерневший диск, лежащий на полу в центре черного круга обгоревших плиток. В том углу, где притулился ночью поверженный паук, теперь действительно ничего уже не осталось, даже прикушенного им оружия Занозы: оплеванное Карриганом насекомое, похоже, действительно рассосалось за остаток ночи, не пережив такого оскорбления, а свой карабинчик Заноза, наверное, успел уже подобрать, если только тот не рассосался из солидарности с пауком, что маловероятно.