Третья тропа

Один у них путь – в лагерь. И сержант напрямик, лесом, не жалея ног, домчался до Третьей Тропы. Его не испугало отсутствие мальчишек. Представив себя на их месте, он подумал, что скорей всего они идут к лагерю не лесом, а по реке, и вышел им навстречу.

Их шаги Кульбеда услышал издали и остановился. Надо было решить, как лучше: встретить их и вместе дойти до лагеря или предоставить им возможность вернуться одним. Второе показалось ему более правильным. Он сошел с тропки и спрятался за куст.

ИМЕНИННИК

Первым на Третьей Тропе проснулся Гришка Распутя. Его разбудила белка. Она стряхнула с елки шишку и с любопытством наблюдала за нею бусинками глаз. Шишка запрыгала вниз по сучкам, повисла на секунду на нижней ветке, отцепилась и упала Гришке на грудь.

Он сонно нашарил ее рукой, поднес к носу, понюхал и только тогда открыл глаза. Сверху из густого переплетения ветвей на него смотрела острая беличья мордочка. Он улыбнулся и его глаза, всегда круглые и невыразительные, вдруг засветились детской восторженностью. Гришка показал белке язык, а шишку засунул в карман.

Утро было теплое и на редкость ясное. От вчерашнего дождя не осталось и следа.

Сочно зеленели деревья. Чистый до хрустальной прозрачности воздух отдавал бодрящим лесным духом. Нарядно белели палатки.

Гришка потянулся, но не встал. Он лишь закинул руки за голову и чуть приподнял ее, чтобы видеть всю Третью Тропу.

Из палатки без гимнастерки, босиком выбрался сержант Кульбеда. Постоял, подставив рябое лицо солнцу, помурлыкал что-то, щуря глаза, и побежал к речке мыться.

С полотенцем через плечо, в одних плавках, стройный и мускулистый, вышел из другой палатки Сергей Лагутин. Глубоко подышал, подымаясь на цыпочки и широко разводя руки, взглянул на часы и, снова нырнув в палатку, вернулся с камерой и покрышкой от футбольного мяча. Пока он надувал и зашнуровывал мяч, сержант умылся и рысцой поднялся вверх по просеке.

Сергей вытянулся по стойке смирно.

– Здравия желаю, това.. .

Кульбеда недовольно замахал руками.

– Подъема не было, а ты орешь, людей напрасно будишь.

– Через четыре же минуты! – обиженно сказал Сергей и выставил вперед руку с часами. – Смотрите!

– Вот ты их и не отнимай – эти четыре минуты.

– А когда сами не спят? – Сергей покосился почему-то на груду неразобранного оборудования, прикрытого брезентом. – И другим не дают! Это как?

– Про это пока забудь. Будто и не было ничего! . . А почему – не тебе объяснять.

– Тактика? – повеселел Сергей.

– А кто ее знает! – Кульбеда подтянул брюки и направился к своей палатке. – Может, даже стратегия.

Сергей зашнуровал мяч, попробовал, хорошо ли надут, установил его на ровном месте, снова взглянул на часы и стал ждать. Как только на штабной поляне горн заиграл подъем, Сергей разбежался и сильным точным ударом послал мяч в накрытую брезентом груду вещей. То место, куда попал мяч, вдруг начало вспучиваться, как набухает от удара шишка на лбу. Брезент зашуршал, зашевелился. Один его край пополз кверху, загнулся – и из-под него выглянула круглая заспанная голова Вовки Самоварика. Еще несколько рук ухватилось за край брезента, стянуло его на сторону, и вся компания Богдана очутилась на ярком солнечном свете.

С всклокоченными волосами, в измятой одежде мальчишки сидели на тюках и, протирая глаза, никак не могли понять, где они находятся и что с ними случилось.

– Подъем!.. Подъем! – неслось по лагерю.

– Первое отделение!.. Подъем!-крикнул и Сергей, сдерживая смех.

Остальные не сдерживались. Высыпав из палаток, они хохотали от души над ночными путешественниками. Шурупа и его четверку Богдан утихомирил сам. Грозно взглянул на них – и те умолкли, словно подавились. Ребят из других отделений

охладил сержант Кульбеда. Он вышел из палатки уже побритый, в полной форме и скомандовал:

– О-отста-авить! . . На речку. . . умываться. . . бего-ом. . . марш!

И засверкали на Третьей Тропе голые пятки. В такое теплое утро искупаться в речке – это мальчишки выполнили бы и без всякой команды. Покатился вниз по просеке и Вовка Самоварик. Расправив кое-как смятые в гармошку брюки, пошли к речке Фимка и Димка. Последним побежал умываться Славка Мощагин.

Он не спал почти всю ночь. Сначала ждал, когда вернется сержант, потом проследил за мальчишками, которые долго укладывались под брезентом, и, наконец, сходил в штаб и доложил, что все в порядке. Задремал он, когда уже светало, и проспал бы подъем, если бы Кульбеда ласково не подергал его за ухо.

На Третьей Тропе из мальчишек остались только Богдан, который сидел на тюке и старательно расчесывал волосы, да Распутя, невозмутимо лежавший под елью.

Сначала Кульбеда подошел к Богдану.

– Расчесался ты хорошо. . . Ишь, волосы-то какие красивые! .. А как насчет умыться?

– Далеко, – позевывая, ответил Богдан. – Ванну бы я принял. . . А расчесался, товарищ сержант, потому, что день сегодня такой.

– Да, день особый, – согласился Кульбеда. – Первый как-никак.

– Не в том дело! – Богдан хотел что-то объяснить, но сдержал свой порыв. – Да ладно! Плевать! – Он пытливо взглянул на Кульбеду. – Доложили про вчерашнее?