Третья тропа

Они повернулись и ушли, оставив Богдана около черты. Он

постоял над ней, приподнял ногу и вдруг исступленно принялся топтать и затирать ботинками взрезанную ножом бороздку.

– Кто мое ружье трогал?-послышался из палатки возмущенный голос Вовки Самоварика. – Убью, если испортили!

Вовкин крик еще больше взвинтил Богдана. Закусив губу, он ворвался в палатку, раздернул на груди рубашку и пошел на Вовку, страшный, разъяренный.

– На! На! Убей!.. Я трогал! Я!.. Убей! Убей!

Вовка попятился.

– С ума сошел!.. Да я так, нарочно, чтоб попугать!

– Нет, ты убей! Убей!-наступал на него Богдан.

– Отстань! – испуганно пролепетал Вовка и забился в угол, загородился стулом. – Я – чтоб больше не брали!

Богдан как слепой наткнулся на стул и, обессилев, опустился на него. Вовка, оказавшись сзади Богдана, стоял и боялся пошевелиться.

Долго приходил в себя Богдан, а когда заговорил, Вовка удивился переходу от истошного крика к почти спокойной интонации.

– Сегодня проявишь и покажешь.

– Проявлю! – обрадовался Вовка.-Отчего не проявить!

– И покажешь! – повторил Богдан. – Хочу на память, если получилось…

Еще до завтрака все узнали, что у Сергея Лагутина кости не повреждены, но сильно растянуто сухожилие. Первое отделение третьего взвода осталось без командира. Во всех других отделениях у командиров были помощники из числа юных дзержинцев, а в первом – ни дзержинцев, ни помощника. Комиссар Клим предложил назначить Вовку Самоварика. В штабе никто не возражал. Сержант Кульбеда и Славка Мощагин тоже согласились. Но всякие новые назначения должен был утверждать Большой Совет лагеря. Поэтому с утра всем членам Совета – командирам отделений, взводов и сержантам-инструкторам – сообщили об экстренном заседании, назначенном на 20.00.

Клим побывал в санчасти. Сергей Лагутин лежал на кровати. Туго забинтованная нога была обложена грелками с холодной водой. На вопросы комиссара от отвечал рассеянно, согласился на выдвижение Вовки Самоварика, но видно было, что мысли его заняты чем-то другим. И Клим ушел: он не любил насильно влезать в чужую душу. А Сергей уже давно, как только улеглась нестерпимая боль, неотступно думал о случившемся. Не техника подстроенной ловушки занимала его. Он решил, что в мяч напихали земли или в камеру вместо воздуха накачали воду. Какая разница! Неизмеримо важнее было понять: почему так произошло? Где начало обоюдной злобы, которая заставила Сергея ударить Богдана и вызвала ответную месть? Где конец тяжелым для обоих враждебным отношениям?

Трудные это были раздумья. Одно понимал Сергей: так продолжаться не может. Что-то надо менять. Был момент, когда он подумал: а не прискакать ли на одной ноге на Большой Совет и не рассказать ли все подробно, ничего не утаивая ни о себе, ни о Богдане? Но чувствовал Сергей: Богдан воспримет это как жалобу, как донос. Еще крепче затянется сложный узел – ни развязать его, ни разрубить. . .

В течение дня несколько раз забегала в санчасть Катя. Принесла завтрак, потом обед. Рассказывала новости. Главной новостью был приезд от шефов группы офицеров запаса – специалистов различных отраслей военного дела. Они проведут вечером первые кружковые занятия. На следующий день ждали других гостей – преподавателей ПТУ. Их уроки назывались профориентацией, а проще – мастера должны были познакомить мальчишек со столярными, слесарными, токарными, строительными инструментами и научить пользоваться ими.

ХИТРАЯ МИНА

Во второй половине дня ожила мастерская, в которую раньше приходили только Вовка Самоварик – в фотолабораторию – да те мальчишки, кто не захватил из дома ниток и иголок. В комнате, оборудованной под починочную мастерскую, имелось все – от пуговиц до швейных машин.

Санчасть располагалась в правом крыле здания мастерской, и Сергей Лагутин слышал отдаленный шумок. Зашел к нему Славка Мощагин. Навестил сержант Кульбеда. Неожиданно притопал и Гришка Распутя. Остановился в дверях, спросил:

– Ну?

– Жив, – ответил Сергей.

Гришка удовлетворенно мотнул головой и ушел. Он ни в какой кружок не записался и прямо из санчасти пошел к своему лежбищу у муравьиной кучи.

На Третьей Тропе мальчишек было много. Не больше трети ушло на кружковые необязательные занятия. Кульбеда сидел с Забудкиным у входа в палатку и рассказывал ему очередную историю с намеком. Шуруп и шурупчики играли в чехарду. А Богдан с Вовкой Самовариком находились в лаборатории. Они проявляли пленку.

Из первого отделения только Фимка с Димкой были на занятиях. В кружок по саперному делу записалось больше мальчишек, чем в любой другой. Почти все стулья в комнате оказались занятыми, и, когда комиссар Клим и капитан Дробовой зашли посмотреть, как проходят первые занятия, им пришлось сесть в заднем ряду.

Клим заранее договорился с офицером запаса, бывшим сапером, что из всего многообразия саперных работ он для начала расскажет о минном деле. На столе у офицера лежало пять мин – разных по форме, величине и назначению. В углу стояли миноискатели и щупы. Первое, вводное занятие офицер посвятил психологической подготовке.