– Все, я пошел! – заявил Бью, вдруг запрыгав на месте. – Не хочу пропустить фигуристов.
– Вряд ли там будут… – начал было Эдриан, но Бью уже убежал, его ножки уже стучали вниз по ступенькам.
Эдриан опять уронил голову и уставился на полосы раствора между плитками.
Он не мог больше этого выносить. Ему необходимо было знать. Знать, кто слал те письма. Что значили все эти мрачные намеки. Что творилось у Майи в голове 19 апреля. И какое отношение имела ко всему этому загадочная женщина с разными глазами. Потому что без этих ответов он был потерян, подвешен между горем и надеждой на будущее, между виной и отпущением грехов, между началом и концом.
Он встал и вымыл руки – по укоренившейся привычке в «своей» раковине. Глядя на себя в зеркало, он вспоминал, как суетился в марте, когда ждал прихода Джейн, как перебирал кремы и шампуни, как надевал свежую зеленую рубашку. С тех пор он ни разу толком себя не разглядывал. Утратил интерес. Он открыл дверцу шкафчика, чтобы найти тюбик чего-нибудь жирного для освежения кожи и придания ей хотя бы подобия того золотого свечения, которое в эти дни исходило от Кэролайн. Раз он не может добиться этого сексом с партнершей лет на пять моложе себя, то, может, достаточно воспользоваться чем-то из шкафчика в ванной Кэролайн?
Но вместо волшебного эликсира он наткнулся там на полный артиллерийский комплект женщины, старающейся забеременеть: тест-полоски на овуляцию и беременность, фолиевая кислота, всевозможная гомеопатия.
Эдриан бесшумно закрыл дверцу шкафчика и покинул ванную, ощущая легкое головокружение. В спальне Кэролайн он уставился на скомканное пуховое одеяло, на гору декоративных и спальных подушек. Он представил себе Кэролайн – высокую, сильную, голую – с Полом Уилсоном, в разгар попыток зачать ребенка. Хотя знает ли Пол Уилсон, что Кэролайн старается от него забеременеть? И знает ли он вообще ее возраст?
Эдриану было больно сознавать, что он много раз стоял здесь в прошлом, когда Кэролайн была его женой, и наблюдал, как она кормила грудью детей – сначала Перл, потом Бью – на этой самой кровати. Его кровати. ИХ кровати. А теперь она, возможно, станет кормить на этих подушках другого ребенка. НЕ ЕГО ребенка. Ребенка, который не будет состоять в полном родстве с его детьми. Чужого ребенка. Эдриан был совершенно не в состоянии такое вообразить. Это казалось ему нарушением закона природы.
А ведь он сам создал в их семье этот вакуум, распахнул это окно возможностей. Во всем случившемся некого было винить, кроме него.
Он плотно затворил дверь, налил в кухне джин-тоник для Люка и вернулся в гостиную как раз тогда, когда вертолет высаживал на Олимпийском стадионе королеву.
26
Майя старалась не вдумываться в то обстоятельство, что Люк примчался в Лондон в первый же вечер после отъезда Эдриана в Литву. Эта деловая поездка живо обсуждалась в октябре в Корнуолле. Эдриан был чрезвычайно воодушевлен: его пригласили на семинар по жилищному строительству как одного из главных выступающих. Он несколько часов репетировал в коттедже свою речь, а потом показывал семье на телефоне фотографии умопомрачительного пятизвездочного отеля, где его поселят. Он всем твердил о том, как огорчен, что Майя занята на работе и не сможет его сопровождать. О факте его отъезда были осведомлены все, от мала до велика.
«Могу встретить тебя после школы, – написал Майе Люк. – Посидим во «Фласк»?
Она согласилась. Как было не согласиться? Они друзья. Он ее пасынок. Они родственники. Для отказа не было причин. Она не спросила, почему он в Лондоне, надолго ли, где намерен ночевать.
Он ждал ее, как они условились, на скамейке перед школой в Хайгейт-Хилл. На нем был очередной джемпер Sarah Lund, блестящий пиджак, узкие красные брючки, очки в черной оправе, на лоб свисала челка. Если бы они были незнакомы – она позволила себе такую мысль, – то ей стало бы любопытно, кто этот красавчик на скамейке.
Когда Майя подошла, он оглядел ее, по своей привычке, с головы до ног. Когда человек так тебя разглядывает, хочется, чтобы он одобрил то, что видит. Она постаралась: предстала перед ним в юбке-«карандаше» из темно-зеленого вареного хлопка, в шерстяном свитере горчичного цвета с кремовым кружевным воротником, в твидовых туфельках на каблучке «киттен-хил», волосы собраны в пучок, на носу очки для чтения. Именно так должна была выглядеть учительница, и именно такой вид должен был прийтись ему по вкусу. Она уговаривала себя, что совершенно неосознанно оделась сегодня именно так.
– Привет! – Она постаралась поздороваться тоном незлой мачехи, но получилось довольно визгливо.
Люк крепко расцеловал ее в обе щеки, подолгу не отрывая губ.
– Отлично выглядишь. – Он опять оглядел ее. – Настоящая училка. В хорошем смысле слова.
Уже стемнело, янтарный свет горбатых викторианских фонарей расплывался в легком тумане. Люк последовал за Майей до Хай-стрит, мимо скромных лавочек, стильных бутиков, сияющих кондитерских, через маленький сквер.
– Я бывал здесь пару раз, еще мальчишкой, – сказал Люк на подходе к старинному пабу.
– Неужели?