Третий ангел

Восьмого ноября в день святого Михаила он в последний раз служил в Успенском соборе. Шёл как на Голгофу. Едва началась служба, ворвались в собор Басманов Алексей и с ним Малюта Скуратов. Растолкав народ, Басманов громко зачёл царёв указ о низложении митрополита. Зверем кинулся Малюта. Совлёк с митрополита святительские одежды, сбил с головы митру, хлестал по щекам. Потом опричники поволокли его из собора, а сзади шёл Малюта с метлой, заметая след. Возле паперти уже стояли заляпанные навозом сани, в них и кинули полунагого, избитого владыку, чтобы вести в Тверь.

Но вот чудо: хотели опозорить, а народ провожал владыку как святого!

...Год минул с того дня, а всё как вчера. И хотя всего лишился Филипп, но знал, что победил! Знал и то, что дни его сочтены, но уже ничего не боялся. Свой земной путь он вершил достойно.

2.

С воплем вбежал молодой монашек.

— Владыка святый! Беда!

— Сколь раз тебе говорить! Другой на Москве владыка.

— Беда, отче! Царь с опричниками в город пришёл. Ворота заперли, никого не выпускают. Всех подряд бьют, дома жгут, монастыри грабят. Скоро сюда нагрянут. Беги, отче!

— Опоздали хорониться, — просипел от двери Малюта.

Легко, как котёнка, схватил монашка, шваркнул о стену, и выкинув из кельи, тучей надвинулся на Филиппа.

— Я к тебе с делом, честной отче.

— У меня с тобой дела нет, — отрезал Филипп.

— Государь в Новгороде измену раскрыл, — будто не слыша, продолжал Малюта. — Хотели Старицкого на трон, а сами к Литве проситься. А ведаешь, кто в заговоре главный? Пимен, друг твой старинный.

— Пимен — холуй ваш верный. Что мне до него?

— Обида в нём взыграла. Он ведь сам хотел митрополитом стать, а государь тебя поставил. Помнишь, как он на суде против тебя громче всех кричал, он ведь сжечь тебя требовал!

— Говори, зачем пришёл?

— Благослови, отче, поход наш супротив изменников! Царь просит!

— На чёрное дело нет моего благословения. Так и передай!

— Погоди. Государь обещал: ежели благословишь, он Кирилла отставит, тебя снова на митрополию воротит.

— Митрой покупаете? Аль не знаете, что не продажен?

— Не спеши отказываться. Государь сказал: не захочет по-хорошему, сделай по-плохому!

— Никак пугаешь меня, упырь? Забыл какого я роду? Я — Колычев! А ты — навоз конский!

— Закрой рот, поп, а то я закрою!

— Плюю на тебя, сатанинское отродье!

Глухо взревев, Малюта кинулся на Филиппа. Но не смиренным монахом, а бесстрашным воином встретил врага Колычев. С детства заученным бойцовским ударом ахнул Малюту в переносицу. Громадная рыжая башка дёрнулась, но настоящей силы в ударе не было, какая ж сила в измождённом голодом теле. Волосатые руки сдавили горло, после недолгой борьбы опричник всей тушей придавил Филиппа к полу, сдёрнул с постели подглавие, стал душить...

Убедившись, что Колычев мёртв, выглянул в дверь, крикнул громко:

— Эй, монаси! Почто печки плохо топите? У вас тут старец от угара задохся.

3.

Разгромив Тверь, закидав Волгу сотнями трупов, чёрная змея опричного войска подползла к Торжку и медленно втянулась в городские ворота, где её уже встречал Зюзин со своим полком. Городишко словно вымер, придорожные сугробы пятнились неприбранными телами земской стражи.

— Ну? — отрывисто спросил Малюта подъехавшего к нему Зюзина.

— Заминка вышла, Лукьяныч, — сконфуженно повинился Зюзин. — Татары тут пленные, человек двадцать, в темнице запёрлись, не можем выкурить. Может, запалить?

— Эх ты, вояка хренов, — презрительно сплюнул Малюта. — Показывай: где?

Из окружённой опричниками бревенчатой тюрьмы доносилась монотонная татарская молитва.

— Открывай! — крикнул Малюта опричникам, караулившим у дверей.

— Погодь, Лукьяныч, у них ножи, — поостерёг Зюзин.

— Открывай, я сказал, — рявкнул Малюта, — скоро царь прибудет, а мы тут валандаемся!

С треском отлетела сорванная с петель дверь. Рьяной сворой ворвались в тюрьму опричники. Там, в полутьме, вжавшись спинами в стену, стояли восемнадцать пленных татар. Маленький бритоголовый мурза выхватил из рукава нож и с визгом кинулся на Малюту. Тот замахнулся саблей, но зацепил её матицу низкого потолка. Татарин целил в живот, но Малюта успел подставить руку.

Бестолково отбиваясь от наседавших татар, опричники вывалились из тюрьмы, оставив там пятерых. Окровавленного Малюту наспех перевязывал Зюзин.

— Подмогу зови, пищальников, — скрежеща зубами от боли, процедил Малюта.

В ожидании пищальников подпёрли дверь и под монотонное пение татар разобрали крышу. Подошедшие пищальники сверху спокойно расстреляли пленных.

Когда в Торжок вошла основная армия, злой и пристыженный Зюзин, не дожидаясь царя, двинулся со своим полком дальше. День спустя наткнулся на рыбный обоз.