Третий ангел

...Наряжал обоз деревенский староста, по-местному ватаман, Михей. Неделю готовили лошадей, чинили упряжь, собирали в дорогу харчи. Не ближний свет, Москва, вон она где! Собрали с полсотни возов, загрузили отборной мороженой рыбой: судак, крупный окунь, лещ, жерех. Накануне отъезда с вечера привязался к ватаману сын-последыш, десятилетний Неждан: тять, возьми да возьми Москву посмотреть. Пробовал цыкнуть, даже щелканул в белобрысый лоб заскорузлым пальцем, всё одно не унимается. Тут и мать подпела. Деваться некуда, крякнул и согласился. Неждан аж пискнул от радости, завертелся волчком, прижался щекой к тяжёлой отцовой руке. Одно слово — последыш. Восемь девок родила Михею жена, прежде чем сподобилась наградить наследником.

На третий день пути добрались до Яжелбиц. Дорогу зажали лесистые холмы. Громадные заснеженные сосны раскачались под ветром, тяжело зашумели, стали больно стукать друг дружку промёрзлыми стволами. Неждан заробел, потесней прижался к широкой отцовой спине и задремал. Проснулся он оттого, что обоз встал. Приподнявшись в санях, увидал приближающихся чёрных всадников. Узнав опричников, рыбаки закрестились.

— Куда путь держишь, дядя? — дружелюбно усмехаясь, спросил Зюзин переднего возчика.

— Поозеры мы, со Взвада. В Москву рыбу везём, — поспешно сняв шапку и кланяясь, сиплым от волнения голосом ответил ватаман.

— Хорошее дело, — одобрил Зюзин и, подъехав ближе, внезапно ахнул ватамана кистенём по кудлатой голове. Тот молча рухнул навзничь. Опричники кинулись кончать остальных. Обезумевшего от ужаса Неждана, пытавшегося спрятаться в лесу, убили стрелой. Управившись, передовая сотня порысила дальше, оставив на дороге убитых обозников вперемешку с рассыпанной мороженой рыбой.

Глава девятая ВЛАДЫЧНЫЙ ПИР

1.

Вот уже несколько дней сгущалась над Новгородом дурнота тягостного предчувствия. Город мучался неизвестностью. Вдруг разом прекратилось движение по московскому тракту. Ещё вчера оживлённый тракт точно вымер. Канул как в прорубь рыбный обоз. Прервалось ямское сообщение. Валдайским ямщикам сказали — холера, но отгоняющего болезнь беспрерывного колокольного звона слышно не было. Вовсе прекратился подвоз хлеба из Москвы. Город отродясь своего хлеба не имел, и лишившись подвоза, быстро оказывался на грани голода. Этой слабостью всегда пользовались московские князья. Стоило Новгороду чересчур возомнить о себе, как они перекрывали хлебный путь, и у новгородцев тотчас убывало спеси.

Со всей округи потянулась в Новгород всяческая голь — нищие, сироты, бродяги, вдовы. Чаяли пережить зиму в большом городе. В конце декабря завернули страшные морозы, плевок замерзал на лету, птицы падали с деревьев мёрзлыми тушками. Начался мор. Чтобы не долбить закаменевшую землю, трупы свозили в сараи-скудельницы, оставляли до весны.

С приходом ночи чёрный страх наползал на город, растекался по улицам, отравлял души. Многие перестали спать, часами стояли на коленях у домашних киотов. Богатые заказывали молебны. То одна, то другая семья снималась с места и покидала город, но почти все день-два спустя понуро возвращались назад. Московский тракт был закрыт, а на север не пускало бездорожье.

Новгородская власть пребывала в растерянности. Государев наместник князь Пронский привычно хорохорился, но его выхоленные усы заметно поникли. Владыка Пимен сказывался больным и не служил в Софии. Приказные как всегда больше сплетничали и гадали, нежели знали определённо. Да и они после увоза опричниками Антона Свиязева, а потом и Василья Петрова прикусили языки. Впрочем, один слушок-таки вытек из приказной избы — царь вроде бы решил забрать Новгород в опричнину. Ничего удивительного в этом не было. Старую Руссу с её соляными варницами давно отписали, ныне, видать, пришёл черёд Новгорода. Добра от такой оказии никто не ждал. Как правят дела в опричнине очень даже хорошо известно. Закона нет, кто наглее, тот и прав.

...Второго января, в полдень, городовой стражник, нёсший караул на стене детинца, углядел на запустелом московском тракте длинную вереницу всадников. Осклизаясь на каменных ступенях, стражник кинулся вниз, туда, где в тёплом чреве сторожевой башни прятался от мороза начальник стражи. Услышав весть, тот изменился в лице и выбежал наружу.

Положение начальника стражи было хуже некуда. Прошлой осенью в Изборске изменник Тетерин обманул городскую стражу. Сказавшись опричником, провёл в город отряд переодетых литовцев. За свою оплошность все до одного изборские стражники заплатили головой, а прочим городам велено было удвоить предосторожность, проверяя всех, кем бы они не назывались. И теперь начальник новгородской стражи пребывал в растерянности — как быть с приближавшимися всадниками. С одной стороны, он не сомневался, что это государевы люди, более того, ехавшего впереди Ваську Зюзина он знал в лицо. С другой стороны, у него был строгий приказ не пропускать город никого без особого разрешения.