Третий ангел

Через два дня одна свадьба перетекла в другую. Царь женил наследника. Огромные толпы народа встречали молодых после венчания в Успенском соборе и провожали до Грановитой палаты. Стройный красавец Иван и румяная кареглазая Домна вызывали вздохи восхищения. Царь темнел лицом, ревнуя сына, тяжёлым неотступным взглядом жёг пышущую здоровьем, ослепительно красивую невестку, терзаясь тем, что выбрал не её, а Марфу. Когда невесту раскрыли и молодых повели в опочивальню, Домна поймала на себе ненавидящий и вожделеющий взгляд свёкра и прочла в нём приговор своему недолгому счастью.

...Свадебные торжества длились уже вторую недели, а в дальней комнате дворца с наглухо запертыми окнами умирала царица Марфа. Все знали, что она умрёт и ещё вчера раболепствующие женщины царицына двора не удосуживались сделать для неё самое необходимое. Есть она не могла, каталась от режущих болей, издавая слабые стоны.

В то раннее утро Марфа лежала одна, всеми оставленная. Боль отступила, по телу разлилась истома словно перед глубоким сном. Марфа знала, что стоит ей смежить глаза и погрузиться в забытье, и она уже никогда не вернётся в эту жизнь. Вконец измученная страшными болями она больше не желала бороться, но отчего-то мешкала, отдаляя уход. Ей хотелось напоследок ещё раз вспомнить самое светлое из своей коротенькой шестнадцатилетней жизни.

И вот опустился над ней синий вечер накануне их внезапной разлуки, когда она и Роман кинулись друг к другу в потаённом углу старого сада, и она, уже обеспамятев от любви и печали, в последний миг зачем-то расцепила его руки у себя за спиной, а он, такой сильный и своевольный, тут вдруг послушно покорился ей. И зачем он покорился? Зачем лишили они себя острого и неизбывного мига счастья, которого она так и не узнает никогда...

Тихо скрипнула дверь, и Роман вошёл в опочивальню. Марфа даже не удивилась, она знала, что он жив и она снова увидит его. Он наклонился к ней, легко поднял сильными руками и понёс, баюкая как ребёнка, в глухой яблоневый сад за отцовским домом, туда где медвяно пахли опадыши «чулановки» и гудели шмели. Летний ветерок овевал их разгорячённые тела, а сверху в прогалины между кронами старых яблонь любовалось ими всепрощающее ласковое солнце...

5.

Розыск об отравлении царской невесты был начат ещё при жизни Марфы. Свихнувшаяся от горя Аграфена Собакина сама выдала себя. Узнав о болезни дочери, она кинулась в Замоскворечье и, найдя ведунью, вцепилась в неё ногтями, блажа на всю слободу. Вскоре их обеих уже допрашивал Малюта. С царёвой тёщей обошлись без пыток, зато с ворожеёй не церемонились. Та сразу повинилась, что дала Аграфене пузырёк с заговорённой солью, но, жертвуя славой ворожеи, клялась, что от той соли ни добра, ни худа быть не могло. Грешила на святую воду, в которой развели соль. Может испортилась, а может добавили чего лихие люди. Баба оказалась стойкая. Перенеся изуверские пытки, какие не выдерживали воины-мужчины, больше ничего не сказала.

Аграфена сразу показала на спальника Григория Большого Грязнова. Вместе с ним взяли его брата, судью опричного Земского приказа Григория Меньшого Грязнова с сыном Никитой. Припёртый к стене спальник признал, что взял от Аграфены Собакиной пузырёк и передал Марфе, но клялся, что к содержимому не притрагивался и пузырёк даже не открывал. Про тот давний разговор накануне свадьбы все Грязные молчали, хотя Малюта пытал их беспощадно. Этим они спасли жизнь Василию, который прятался в войске под Нарвой. Впрочем, и сам Малюта не хотел его допрашивать в присутствии царя, опасаясь, что тот расскажет, чего не надобно…

На последнем допросе в присутствии царя все трое так ни в чём и не признались. Царь спешил в отъезд, и это спасло Грязных от дальнейших пыток. Первым убили спальника Григория. Его на спор отравил Бомелий. Хвастаясь своим искусством составления ядов, он однажды поведал царю, что его яды действуют с точностью до минуты. Царь тогда похвальбе лекаря не поверил и пожелал устроить проверку. Приготовленный Бомелием яд должен был подействовать ровно через час.

Во время последнего допроса Григория Большого Грязнова царь вдруг потрепал спальника по седой окровавленной голове и мягко сказал, что верит в его невиновность и готов освободить. В знак примирения дал разрыдавшемся старику выпить вина и стал с ним мирно беседовать, время от времени кося глазом на стоявшие на столе большие песочные часы. Когда тонкий песочный ручеёк стал иссякать, Григорий Грязной вдруг схватился рукой за горло и, захрипев, повалился на пол. Сидевший тут же Бомелий, наоборот, встал и раскланялся с шутливой торжественностью.