– Поехали к объекту! - скомандовал полковник. Водитель неохотно завернул к руинам четвертого разрушенного энергоблока. Покрытая толстым слоем свинца обшивка БРДМ задерживала до семидесяти процентов радиации. Тем не менее, по мере приближения к руинам реактора дозиметр стал щелкать все чаще и чаще, и постепенно это щелканье превратилось в непрерывную пулеметную очередь. «В салоне сорок рентген в час! - прокричал водитель. - Может, поедем назад?!»
– Подъезжай чуть поближе: товарищу из правительственной комиссии плохо видно в перископ, что там делается внутри. И - сразу - задний ход!
– Есть, товарищ полковник.
Тяжелая машина рванулась вперед и замерла перед развороченным реактором. Монотонное урчание двигателя внезапно прекратилось. Непрерывное стрекотание дозиметра было единственным звуком в кабине бронетранспортера. Водитель снова и снова дрожащей рукой поворачивал ключи зажигания, но мотор не реагировал.
– Еще двадцать минут, и мы навечно останемся здесь, - сквозь зубы прохрипел полковник.
По лицам и шее присутствующих заструились ручьи холодного пота. Когда все уже почти смирились с мыслью, что все кончено, внезапно заурчал двигатель. Водитель резко рванул машину назад и полетел прочь, а люди внутри чугунно-свинцовой коробки, каждый по своему, благодарил Бога за вновь подаренную им жизнь.
Через несколько дней, посмотрев на себя в маленькое зеркало для бритья, Михаил не узнал собственной шевелюры. Более половины его еще недавно совершенно черных волос были седыми.
Из текста распоряжения Министерства Здравоохранения СССР от 27 июня 1986 года: «(…) 4. Засекретить сведения об аварии. (...) 8. Засекретить сведения о результатах лечения. 9. Засекретить сведения о степени радиоактивного поражения персонала, участвующего в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
Начальник третьего главного управления МЗ СССР Шульженко».
Глава 6
Начало этого летнего дня ничем не отличалось от предыдущих. Возвращающиеся после завтрака люди строились на лагерном плацу в виде гигантской буква «П». Все ждали стандартного обращения комбрига - напутствия перед началом работы.
– Равняйсь, смирно-о-о! - разнеслось по рядам. Четыре батальона бригады и вспомогательные службы - четыре тысячи человек - приготовились лениво внимать избитым фразам командира. Поднявшийся на трибуну комбриг начал свою речь как обычно:
– Защитники нашей Родины, я - сын трудового народа - горжусь вашим мужеством и самоотверженностью! Начинается еще один великий день вашего подвига! Мы уже зажали в железные тиски этого ядерного зверя и близок тот день, когда он будет окончательно побежден и заключен в бетонный саркофаг! Еще небольшое усилие и мы победим! Ваши жены будут гордиться своими мужьями, а дети - своими отцами!
Комбриг сделал небольшую паузу. Лейтенант слушал стандартное патриотическое выступление командира бригады, а в голове его почему-то звучали строки из написанного им когда-то стихотворения. Это стихотворение было посвящено известному поэту серебряного века Иннокентию Анненскому:
Тем временем полковник продолжил свою речь:
– Да, большинство из нас - патриоты, но есть отдельные мерзавцы, затесавшиеся в наши ряды, которые сеют панику среди солдат и настраивают против Советской Армии местное гражданское население. К этим врагам мы будем беспощадны! Здесь среди вас находится один из них - лейтенант Векслер. Я приказываю этому отщепенцу сделать три шага вперед из строя!
Воцарилась зловещая тишина. Сначала лейтенант не понял, что речь идет о нем: мало ли однофамильцев! Он никогда не обсуждал с солдатами ситуацию в зоне и не общался с гражданским населением. Михаил как будто окаменел. Затянувшуюся тишину прервал полковник. Указывая рукой в сторону Михаила, он прогремел своим басом:
– Кто-нибудь, помогите этому разоблаченному гаду!
Чьи-то руки вытолкнули лейтенанта вперед. Оказавшись перед строем, он увидел лишь безликие людские ряды. Солдаты смотрели на него с пугающим безразличием.
– Приказываю арестовать его и передать в руки военного трибунала! И так будет с каждым, кто забудет о своем воинском и гражданском долге, о данной Родине присяге!