Никаких слов Кутха больше не произнес. Просто опустил голову, будто видел далекое. Это и была хорошая новость. Красиво в ночи смешались морозная пыль и звездная. Полетели копья и стрелы. Киш ловко прыгал, пропуская десятки стрел, уворачиваясь от многих копий. Северное сияние пылало в полную мощь, чтобы битву видели все. На Детях мертвецов торбаса из белой тюленьей кожи, подъемы из белой лайки. Красиво. У Киша голенища сапог из замши, перчатки без пальцев. Прыгал быстро, потом еще быстрей. Стрелы Детей мертвецов пропитаны ядовитыми растворами. От таких стрел убитый опухает даже на сильном морозе. Может, и не умер бы, да куда жить такому пухлому?
«Тебя быстро убьют, – успокоил Кутха. – Ты боли не почувствуешь».
«Ну, ладно, ладно, Кутха, – испугался Киш. – А плохая новость?» – «Если многих убьешь, они с тобой пойдут к Билюкаю». – «Зачем?» – «Этого не скажу».
«Киш, не убивай много! – пищал из кармана мышонок Икики. – Никого не убивай. Это же Дети мертвецов! Зачем нам такая компания?» – «А как вернусь, если буду мертвый?» – «Билюкай подскажет». – «А если не захочет?» – «Уговори». – «А если не найду рецепт?» – «Тогда тебе и возвращаться не надо».
Киш посмотрел на нависающую над ним черную тень распахнувшего пасть зверя Келилгу, горестно произнес: «Думаю, Кутха, плох твой мир».
«Это ты так думаешь потому, что своего мира не помнишь».
Часть вторая
КНИГА СТРАХА
I
Во рту было кисло и одновременно сухо. Ноги босые, так на севере не ходят. Под ребрами боль – острая, но терпимая. Левый глаз заплыл, можно даже и не открывать. Да и не хотелось. Открою, подумал, а вдруг вокруг Дети мертвецов. Наверное, я многих убил, многих ранил. Толпой пойдут к Билюкаю, указывая на меня. А я хитрый. Я подмигну Билюкаю: «Меня Кутха послал».
Киш открыл глаза.
Серая пыль скрипела на зубах.
«Гидросиликаты… Диоксид кремния…»
Кутха такие слова произносил любовно, а Киша от «римских пуццолановых смесей» тошнило. Видно, далеко ушел, если вокруг так страшно и серо. И мышонка совсем не слышно. Испугался, видно, выпрыгнул из кармана в разгар боя, теперь прячется под круглой кочкой.
Далеко-далеко тьму пронизывал игольчатый свет, будто звездочка.
А слева и справа, особенно позади, тьма была густой, как в ночном омуте.
Киш поежился, шевельнул лопатками. Не сразу понял, что спина истыкана стрелами.
Стрелы торчали в спине густо, пучками. Можно, конечно, попробовать выдернуть, но лучше явиться к Билюкаю таким вот, крылатым, чтобы подземный бог изумился.
Спросит: «Что видел?»
Скажу: «Большую битву видел».
Спросит: «Что слышал?»
Скажу: «Полет стрел слышал».
А сам повернусь боком. Билюкай стрелы увидит, кивнет.
Налетят тучей гамулы – злые духи; как перо, обберут стрелы.
Со стоном встал, отряхнулся. Утер обсохшую кровь в уголках губ. Раз уж мертвец, надо к Билюкаю идти. Так и пошел – на дальний иглистый свет. Спотыкался. Казалось, правда, звезда светит – одинокая. Но потом звезда разделилась – на две, на три, даже на четыре. Потом звезд стало еще больше, они уходили в самое сердце тьмы – как слабая путеводная ниточка. Появились мрачные ворота из угольного профилированного железа. Никаких стен – ни слева, ни справа, а ворота стоят. Огромные, мрачные. А под ними – стражи в форменных кухлянках, в темных очках, в темных касках, как сталевары.
Выставили копья: «Стой!»
Ответил: «Стою».
Подошли двое. Краем глаза видел: смутно скользят в стороне от ворот пугливые тени. Им, этим теням, разрешено, наверное, идти мимо ворот. «Может, Дети мертвецов? – подумал. – Может, те, кого я побил?»
Подумал с гордостью: «Вот скольких привел к Билюкаю».
Стражи, глядя на Киша, принюхались: «У тебя живое. Нельзя с живым».
«Я не живое, – возразил Киш. – Я пришел. Меня сейчас к Билюкаю ведите».
«Нельзя с живым», – скрестили копья.
Киш хотел пойти на них, чего мертвецу бояться? Ну, убьют еще раз, чего такого?
А если не убьют? – подумал. А если с пустыми руками вернусь к Кутхе? Большой позор будет. Налим Донгу смеяться будет. Мыши в серых сарафанчиках разнесут по всей тундре: Киша выгнали даже из
«Не слушай стражей, Киш, я и так почти неживой от страха!»
«Это ты, Икики?» – незаметно погладил рукой карман.
«Называй меня Илулу», – от страха серые усики Икики, наверное, топорщились.
«Почему не выскочил из кармана, когда я Детей мертвецов убивать стал?»
«Я карман изнутри зашил».
«Видите, – сказал Киш стражам, – он почти неживой от страха».
«Всё равно нельзя!» – скрестили стражи копья.
Бесшумно выступил из темноты офицер в совсем новой темной форменной кукашке. Как знак отличия синел на бритой щеке шрам. Если судить по ширине шрама – знак отличия первой степени. Выправку держал, но глаза были без зрачков, пустые – вываренные, как у рыбы. Перехватив взгляд Киша, сказал:
«С живым нельзя». – «А с каким можно?» – «С неживым можно».
«Киш, не делай этого!» – заверещал мышонок.
«Оставить на хранение можно, у нас много лис, беречь будут».
«Не оставляй меня, Киш, лисам!» – видимо, начала сказываться съеденная мышонком «Книга совести».
«А если отпустить?»