Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Дольман сразу понял важность предложения кардинала Шустера, с которым он поддерживал отношения по поручению своего начальника — Карла Вольфа. Если при помощи Шустера СС удалось бы «нейтрализовать» своих главных противников — отряды движения Сопротивления, — то положение оккупантов было бы значительно облегчено. Шустер предлагал, чтобы Кессельринг обязался не разрушать итальянские заводы и фабрики, не имевшие военного значения; партизаны же должны были принять на себя обязательство прекратить все действия против немцев. Такое соглашение должно было предотвратить разрушения, которые, по мнению Шустера, могли стать «основой для победы большевизма в Италии». Как видим, прямой парафраз слов папы, сказанных американскому послу еще в 1942 году!

Началась сложная игра. Бикьераи стал выяснять позицию Комитета национального освобождения (КНО), но немедленно получил резкий отказ. При этом итальянские патриоты прекрасно понимали, что у Шустера есть другой адресат — командование англо-американских войск. Как говорилось в одном из документов КНО, Шустер надеялся на англо-американцев, «поскольку они не хотели, чтобы коммунизм, который мог рассчитывать на поддержку широких масс рабочих, привыкших к хорошо организованным широким действиям, превратился бы в неудержимую силу».

Опасения КНО оказались обоснованными. Бикьераи, не имея на то согласия КНО, направился к Даллесу, изложил ему свой план и попросил наладить контакты с Ватиканом (Милан не имел прямой связи с Римом). Бикье-раи попросил переслать предложения Шустера в Казер-ту — в штаб фельдмаршала Александера, которому номинально подчинялись и партизанские силы КНО. Познакомившись с текстом предложений, Даллес назвал его «необычным документом» и по своим каналам довел его до сведения штаба в Казерте. Вскоре Даллес узнал, что КНО отклонил предложения Шустера, и поэтому не возражал, когда и в штабе Александера отклонили, как он пишет в своих мемуарах, этот план. Тем не менее первая реакция УСС на план Шустера не была категорически отрицательной. Даллес готов был обсуждать план, хотя знал все его «ловушки»: в первую очередь то, что Кессельринг вовсе не помышляет уходить из Северной Италии; знал он и о том, что остатки муссолиниевской банды не собираются участвовать в предполагаемом «перемирии». Лишь некоторое время спустя, а именно 8 декабря, Даллес сообщил в Вашингтон, что «план трудноосуществим». К этому времени и в штабе Александера поняли нереальность предложения Шустера.

Но карусель вертелась. Вслед за Бикьераи с УСС связался Александр фон Нейрат — участник осеннего совещания у Харстера — и предложил свои услуги для осуществления сепаратной капитуляции немецких войск на Западе — не только в Италии, но и во Франция перед фронтом Эйзенхауэра. Это предложение было встречено Даллесом с одобрением: Нейрат дал понять, что рассчитывает на согласие Кессельринга, Вольфа и немецкого посла в Северной Италии Рана. Даллес согласился поддержать зондажи Нейрата.

Вокруг идеи сепаратного мира тайные эмиссары кружились, как пчелы около улья. В январе 1945 года с УСС связался агент Кальтенбруннера, предлагавший сепаратный мир; он же адресовался к Ватикану, заявив, что «церковь многим обязана немцам, ибо только они ведут борьбу с большевизмом». С такой же идеей обратился к Даллесу в феврале 1945 года представитель Шелленберга, а две недели спустя «некий австрийский промышленник», опять же от имени Кальтенбруннера…

Этот список можно было бы продолжить. Однако, как отмечают исследователи итальянской ситуации Бредли Смит и Елена Агаросси, «ни одна из этих попыток не привела к прекращению военных действий». Что верно, то верно. Ибо цель закулисных контактов была совсем иной. Иной была цель и у операции, названной американцами «Санрайз» («Восход солнца»), причем англичане чаще применяли свое обозначение — «Кроссворд».

Зная ее предысторию, обратимся именно к этой операции.

Действующие лица

Карл Вольф считает, что все началось именно с него. Сидя в потертом кресле в своем дармштадском кабинете, он говорил:

— Теперь многие утверждают, что начали переговоры по своей инициативе. Но разве они могли чего-либо добиться без меня? Ко мне стекались все донесения об американских, английских и ватиканских зондажах. Я мог все запретить, мог даже засадить в тюрьму слишком рьяных посредников. Мог, наконец, доложить Гиммлеру в таких тонах, что они были бы немедленно оборваны. Но я этого не сделал…