Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Так, «Робертс» заявил: «С немецкой стороны было колоссальной ошибкой довести дело до войны». По его мнению, не следовало захватывать Прагу, что привело к обострению обстановки. В ходе мирного развития Юго-Восточная Европа быстро очутилась бы фактически в руках Германии; ни Англия, ни Америка не имели ни намерения, ни сил военным путем противостоять подобному развитию событий. А если бы затем Германия в один прекрасный день овладела этими областями и освоила их, ей было бы очень легко вести войну на один фронт против России. Общественное мнение Англии и Америки никогда бы не допустило, чтобы вступление этих стран в войну помешало тотальной победе Германии над Россией. Оно было бы вынуждено волей-неволей признать превосходство Германии после ее победы над Россией. М-р Робертс заметил, что если дело не обернулось подобным образом, то об этом Германия должна сожалеть больше, чем Соединенные Штаты. Он никак не может понять, почему нацисты с таким усердием ломились в открытую дверь».

Таким образом, американские участники переговоров прямо выражали сожаление, что Германия не начала «войну на один фронт против России». Они задним числом как бы подтверждали, что со стороны США и Англии такая война не встретила бы возражений. Разумеется, подобный «исторический экскурс» имел в их устах весьма определенный смысл — он прямо вел к возможности поворота в войне, причем поворота антисоветского. А ведь именно на это возлагались все надежды в тех группах германского монополистического капитала и нацистского (особенно эсэсовского) руководства, которые надеялись достичь сговора с антикоммунистическими кругами США и Англии!

Идея, что «Германия все могла бы получить мирным путем» (кстати — прямое повторение знаменитой фразы из письма Чемберлена, направленного Гитлеру перед Мюнхеном), была развита американской стороной весьма подробно. В документе, обобщающем все беседы, говорится: «По мнению американцев, немецкая внешняя политика должна была привести к войне из-за своей нестабильности и отсутствия чувства меры, что, в свою очередь, вызвало острейшую реакцию в англосаксонских странах. Допустив психологические ошибки, немецкое правительство вынудило англосаксов забить тревогу и сделать возможным введение всеобщей воинской повинности в Англии, вооружение США и их отказ от изоляционизма. Подобное поведение Германии было им тем более непонятно еще и потому, что она могла бы добиться своих целей мирным путем, не встречая серьезного англосаксонского сопротивления (учитывая слабость Франции). Ломясь в открытые двери, немцы вызвали тревогу в мире и подорвали собственные шансы. Германия сама предоставила пропагандистский материал германофобским кругам. По мнению англосаксов, война возникла не столько из-за наличия действительных оснований для конфликтов, сколько из-за психологических ошибок и непонимания Германией настроений других народов. Англосаксонские народы нельзя было бы заставить взять в руки оружие, если бы немецкая политика на Востоке была по форме более ловкой и энергичной. Последним сигналом тревоги для англосаксов было нарушение мюнхенского соглашения и оккупация Праги. Оба эти факта подорвали любую вполне понятную надежду на ограничение немецкой агрессивной политики. Германия проводила свою внешнюю политику национал-социалистскими внутриполитическими методами. Внешнеполитические заявления делались не столько для заграницы, сколько для внутреннего употребления. Однако в Германии должны были бы знать, что такие методы никогда не найдут понимания у англосаксонских народов. Ведь и они являются народами господ».

Можно предположить, что эти высказывания, выдержанные в духе расистских нацистских формулировок, были с большим удовлетворением восприняты немецкой стороной. Но не только это: в ходе бесед американские представители прямо выражали свое восхищение Гитлером и нацизмом и фактически солидаризировались с расистскими воззрениями нацизма. Например, «Робертс» рекомендовал своим собеседникам перенять англосаксонские методы расовой дискриминации, которые «приводят к практическому успеху, не вызывая шума».

Каковы же были исходные позиции Даллеса в его представлениях о «послевоенном характере» мира в Европе?