Третий лишний. Он, она и советский режим

Есть среди моих собеседников, однако, и решительные ненавистники проституток. Главный врач тюрьмы-больницы для проституток в Казани настроена по отношению к ним крайне негативно. „Они продают себя, чтобы не работать, чтобы валяться, бездельничать. Я ничего не знаю о бедных девушках, которые впали в грех из-за бедности. Это просто развратницы”. Такая точка зрения распространена обычно в провинции и говорит не столько о безгрешности судящего, сколько о его желании соответствовать позиции советских властей. Тем не менее, я обнаружил эти взгляды в статье, опубликованной несколько лет назад в издающемся на Западе активно антикоммунистическом русском журнале. Досев”. Автор Габриэль Вольнов утверждает: „Проституция в условиях современной России — это не добыча хлеба насущного, а нравственное заболевани е”. Как я уже писал выше, именно на этой позиции и стоит советская милиция, утверждающая, что никаких проституток в Советском Союзе нет, а есть отдельные безнравственные женщины, которые „ведут паразитический образ жизни”.

Что же касается проституток высшего разряда, за хорошие деньги обслуживающих крупных чиновников и иностранцев, то мои собеседники не столько их порицают, сколько им завидуют. „Их жизнь вовсе не жизнь несчастных девочек, как описывали Достоевский и Толстой, — объясняет молодой человек, в пропілом причастный к жизни московского ЦЕНТРА. — Их не за что жалеть. Скорее проститутка из валютного бара с сочувствием может отнестись к работяге, который за гроши вкалывает (сленг: тяжело работает) у себя на заводе. Официант в ресторане всегда предпочтет посадить за столик проститутку, нежели рабочего. Она чувствует себя социально прочно в своем круге общества. У нее нередко есть высокопоставленные покровители…”

В столь разнородных ответах видится и разница в общественном положении моих собеседников, и различие в их нравственном опыте. Отражается в ответах и исконная русская жизненная позиция: бедных, убогих на Руси принято жалеть, богатым, процветающим — завидовать. Но, как бы то ни было, никто из нескольких сот ответивших на анкеты и давших мне интервью не подтвердил советский пропагандистский тезис о том, что „в стране победившего социализма проституция не может иметь места”. После непрерывного полувекового повторения этих слов на страницах Большой советской энциклопедии граждане советского государства точно знают — это неправда.

ГЛАВА 12. НАШИ И НЕ НАШИ

Муся Семенова едва ли считала себя личностью исторической. Рассказывают, что в 1946 году она была красивой 20-летней девушкой из бедной простой семьи и жила в Москве на Волоколамском шоссе. Как и все девушки в этом возрасте, мечтала Муся о любви и замужестве. Общественные, а тем более политические проблемы ее занимали меньше всего. И тем не менее, с именем Муси Семеновой связано в Советском Союзе событие историческое. В связи с ее судьбой принят был в СССР закон, каких в Европе не бывало, очевидно, с самых древних времен. В 1946 году Муся познакомилась с советником (или военным атташе) посольства Колумбии в Советском Союзе. История не сохранила его имени, но известно, что молодой человек носил морскую форму, которая была ему очень к лицу. Возможно, что форма и принадлежность колумбийца к дипломатическому корпусу и вызвали в сердце Муси те чувства, которые привели в конце концов ее к браку с иностранцем. Молодые люди были расписаны московским ЗАГСом. В 1946 году в этом не было ничего особенного: Мировая война только что закончилась, а „холодная война” только что начиналась. Когда колумбиец пожелал повезти юную жену на родину, чтобы показать ее своим родителям, чины государственной безопасности не стали чинить слишком больших препятствий и дали молодым возможность выехать из страны. Но как только Муся X., бывшая Семенова, покинула Москву, чье-то недреманное око забеспокоилось. Внимание высших властей было привлечено к этому нестандартному факту. Наверху нахмурились, выразили неудовольствие. И как будто 27 февраля 1947 года (за точность даты не ручаюсь) советское законодательство обогатилось Указом, по которому браки советских граждан с иностранцами впредь категорически запрещались.

Многие трактовали этот Указ Сталина как жест раздражения на какие-то там политические шаги Запада. На самом деле ничего исключительного в Указе 1947 года не было. Сталинская политика, направленная на отделение советских граждан от Запада, определилась еще в начале 30-х годов. Во время Второй мировой войны политика эта никаких изменений не претерпела. Правда, в 1941—45 годах в СССР находилось много специалистов из союзных стран; случалось, что американцы и англичане даже заводили романы с советскими гражданками, но чаще всего барышень этих им подсовывали чины тайной полиции. Если же романы оказывались „незапланированными”, то каждый шаг любовников оказывался под пристальным вниманием все той же тайной полиции. Послевоенные разногласия Сталина с Западом немедленно бросили тень на эти любовные союзы.