Третий лишний. Он, она и советский режим

Судеб деревенских девушек, которым некого любить и не за кого выходить замуж, советская пресса и литература касаются обычно лишь мимоходом, с некоторой даже усмешкой, дескать, временные трудности на фоне общих хозяйственных побед. В деревне особенно чувствуется то пренебрежение к любви, к личным чувствам, которое пронизывает общественную жизнь страны. Журнал „Новый мир” в 1970-м году предоставил свои страницы председателю колхоза „12 лет Октября”, Смоленской области, А. Бердышеву. Вот как он описывает „проблему невест” в колхозе: „Пятнадцатилетние парни, окончив семилетку, уходили из колхоза, переходя в старшие классы средней школы или в техникум. Восемнадцатилетние уходили в армию. Как правило, они в колхоз не возвращались. Для девушек путь из колхоза был более тернистым. Не каждая из них могла пробиться в техникум или институт. Но для каждой наступала пора любви и создания семьи. А кого любить, если все ребята в городе. Так возникла „проблема невест”. Матери невест осаждали меня просьбами отпустить дочерей в город. Они заливались горючими слезами, умоляя не калечить молодые жизни их детей”[59].

Что же отвечал на слезы матерей чиновник, назначенный в колхоз председателем по указанию районного комитета партии? Да по существу ничего. „Я убеждал колхозниц, как мог, говорил им, что дела в колхозе скоро поправятся, будут возвращаться парни из города. Пусть дочка идет работать на ферму, поможет укреплять хозяйство. А когда колхоз поднимется, женихи сами наедут…” Председатель колхоза Бердышев, как и редакция журнала „Новый мир”, конечно, хороша знали, что женихи не вернутся, но и отпускать девушек в город нельзя: это противоречит хозяйственным задачам партии. Нет мужчин в деревнях Смоленской области и сегодня. Корреспондент „Литературной газеты” Никитин в номере от 27 октября 1982 года в статье „Безлюдье” пишет: „Поздно уже говорить о закреплении сельской молодежи. Во многих местах просто некого закреплять”.

Демографический перекос принес в „женскую деревню” те же беды, что и в „города женщин”. Но есть у сексуальной жизни села и свои особенности.

Деревенский человек абсолютно оголен перед своими соседями. Все у всех на виду. Из-за бедности внешних впечатлений у крестьян (особенно у крестьянок) повышен интерес к чужой жизни. Все знают, кто с кем спит, кто кого себе „завел”, что жена сказала мужу и что он ответил жене. Личной, независимой интимной жизни в русской деревне нет. Горожанка Г. Я., 45 лет, ездившая на лето в деревню под Москвой, где она снимала дачу, с удивлением вспоминает свой разговор с крестьянкой, которая перевозила ее на лодке через реку. Едва они остались в лодке вдвоем, баба-перевозчица спросила москвичку, какую та получает зарплату. Второй вопрос был о муже: „Ну как мужик? Знает свое дело? Не ленится? Стоит у него на тебя?” Своими вопросами крестьянка вовсе не собиралась обидеть москвичку. То были обычные вопросы, которые в 70-е годы XX столетия русские крестьянки задают друг другу, встретившись у колодца или у реки за стиркой белья. В знак доверия и симпатии к горожанке перевозчица тут же пожаловалась ей: „А мой никуда не гож. С ним живешь как с бабой. Пьян всегда — из-за этого у него и не стоит”.

Другая особенность современной советской деревни — ругань. Известный диссидент Андрей Амальрик, который в качестве ссыльного провел три года в сибирском колхозе Томской области, пишет: „В деревне вообще очень распространен мат, все мужчины и почти все женщины без матерной ругани двух слов связать не могут, так что почти все они, за немногими исключениями, ругаются при своих детях, будь им три года или шестнадцать, все равно. И какой-нибудь мальчишка лет четырех, который только едва выучился говорить, уже загибает такие выражения, что в пору пьяному Филимону. Никто его не остановит. Так же грубо, а подчас и изощренно-грубо ругаются и девочки 15–16 лет”[60].

Соответственно и все сексуальные предметы и действия крестьяне в разговорах называют своими именами. В том числе женщины. Амальрик приводит спор между двумя группами деревенских женщин. Одна группа работала на скотном дворе, а вторая работать там отказывалась. Женщины при этом ссылались на то, что у них много детей. „Суки вы, мать вашу…, — кричали одни, — вот мы и с детьми работаем, а у нас детей побольше вашего”. На что следовала реплика: „Не надо было мужику п… подставлять, так было бы детей поменьше”.