Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

Первоначально фей, как и Парок или Граций, было три. С усложнением мифологических сюжетов, когда столь малым количеством обойтись стало затруднительно, это священное число заменили другим, приплюсовав Парок к Грациям и отдав этим дань принципу дуализма: шесть фей добрых и одна злая. Возможно, злая фея — отголосок греческого названия Парок — Мойры. Эти богини судьбы первоначально имели явное отношение к Моране, а точнее — к индоарийской Мритью. Еще позднее количество добрых фей удвоилось.

Вся эта числовая эквилибристика имела вполне законные основания, связанные с расширением и усложнением хозяйства, блюсти которое и были приставлены феи. Вера в них — это, несомненно, возрождение веры в эльфов, точнее — в эльфинь. Как и эльфы, феи обитали в воздухе или под землей, а первоначально, возможно, и в воде: их зеленые накидки или платья сродни нарядам водяных и русалок. Как и эльфы, «белые» феи были грациозными и нарядными существами, умными и добрыми, вечно молодыми, хотя и не бессмертными, всегда готовыми помочь, способными невозможное сделать возможным и, разумеется, виртуозными мастерицами во всех женских ремеслах. Во Франции и сегодня, когда хотят похвалить особо тонкую и искусную работу, говорят: «Это работа феи». Но их сверхъестественная сила таилась не в колпачке с колокольчиком и не в стеклянном башмачке, хотя эти предметы и фигурируют в сказаниях, а в волшебной палочке.

Злая фея, естественно, — полная противоположность. Это «черное» существо — несомненный дух тьмы, не обязательно безобразный, но непременно коварный и зловредный. Однако ее волшебная сила ничуть не меньше, чем у добрых фей, и это служит предметом их бесконечных состязаний, особенно при дворах владетельных особ, ибо чисто женское тщеславие не позволяет феям обойтись без публики. Им постоянно нужны аплодисменты.

Впрочем, границы добра и зла нередко бывают сильно размыты, и «белая» фея может иногда по доброте душевной наградить таким подарком, что человек и не чает, как от него избавиться, не разгневав свою покровительницу. Поэтому четкое «цветовое деление» фей проблематично: если фею нельзя называть злой, значит, она добрая, и наоборот. Германцы точно так же различали хольдов — демонов своих легенд, весьма напоминающих эльфов.

Черные эльфы, как уже говорилось, были исключительно мужского пола, и добрые дела были им чужды — разве что поневоле. Белые эльфы могли творить добро, а в ответ на обиды — зло, и подразделялись на «сильный» и «слабый» пол. Феи были исключительно женского рода и способны как на добрые, так и на злые дела. Но главное, чем они отличались от эльфов, — это постоянное общение с людьми и, как следствие, их человеческое обличье, изменяемое только в силу необходимости и на короткое время.

К феям, безусловно, принадлежала фрау Хольда (Прелестная или Благосклонная), на каком-то этапе отождествившаяся с Нертой и ставшая владычицей вод. Она могла принимать облик то юной и прекрасной девы, напоминая в такие моменты валькирию— волшебницу Хильд из «Младшей Эдды», то угрюмой и злобной старухи. В некоторых легендах она — покровительница горных пастбищ в голубом платье и белом покрывале — заводит танцы с пастухами и иногда умыкает наиболее ей. приглянувшегося. Дровосеки же знали ее под именем Лесовички («хольц» по-немецки — лес, дерево) — невзрачной, пожилой, низкорослой и патлатой женщины, одетой в мох, отчего ее еще называли Моховичкой. Она подходила со своим неизменным горшком и просила поделиться едой. Взамен она давала лесорубам какой-нибудь мудрый совет, выступая как раци. У людей искала Лесовичка и защиту от диких зверей, которых панически: боялась. Дровосеки спасали ее тем, что вырубали на поваленных деревьях три креста (несомненно, христианский мотив), отпугивавших злых обитателей леса. Лесовичка усаживалась на эти стволы и спокойно уплетала свою еду, наблюдая за работой лесорубов. В немецком Френкенвальде ее считали покровительницей льноводов и прях и оставляли на поле жертву — три полные меры льна. Это должно было обеспечить хороший урожай на будущий год.

В Австрии, Баварии, Верхней Германии, Тюрингии, Франконии, Швабии, Швейцарии и Эльзасе эту добрую фею почитали под именем то фрау Хольды, то Перхты. На древневерхненемецком Перхта (позднее — Берта) — сияющая, светлая, священная, это калька слов «арьяс» и «луг». Можно полагать, что Перхта — женская ипостась Луга. И действительно, она — непревзойденная мастерица и чародейка. Хольда и Перхта — такая же неразлучная пара, как добро и зло. Судя по имени, Перхта первоначально была доброй феей. Она заботилась о пряхах, убаюкивала младенцев, если кормилицы засыпали, — словом, вела хозяйство, оставаясь невидимой. Это была как бы древняя прамать рода, из потусторонних глубин наблюдавшая за ним и даже заблаговременно предсказывавшая чью-нибудь смерть.