Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

Тремя высшими божествами Ромове были провозглашены Перкунс, Потримпс и Пикколс. Четвертым считался Курко, его дубовые изображения были расставлены по всей стране. Этот бог, чье «петушиное» имя сохранилось в польском, русском и других славянских языках, возглавлял вторую триаду. Впрочем, возможно, что это был эпитет Радегаста.

В центре области на просторной равнине далеко протянул свои ветви вечнозеленый раскидистый дуб. Такие одиноко растущие деревья — химороги — считались жилищами богов и у японцев. Это были Мировые Деревья, породившие, между прочим, фразеологизм «дать дуба», то есть отправить душу к дубу, а не «лечь в гроб», как теперь считают.

Вечнозеленые деревья и кустарники почитались у всех народов: это был зимний корм для скота. По преданию, дерево становится вечнозеленым, если регулярно кропить его корни человеческой кровью. Так и поступали. Размеры этих деревьев впечатляющи. Известен случай, когда из одного священного дуба построили церковь приличных размеров. В дубе Ромове, имевшем почти сорок футов в обхвате, были выдолблены три ниши — пристанища верховных богов, чьи дубовые статуи занимали каждая свое место, определенное жрецом. Под этим «теремом на курьих ножках», о которых напоминали могучие корни, была площадка. Такая же площадка (рикайот) расчищалась и под другими священными растениями — липой, бузиной, там пылал неугасимый костер. На нем приносились жертвы и сжигались еретики. Это место (оно-то и носило в более узком смысле название Ромове) было обнесено оградой, увешанной клочками белой материи, дабы кто-нибудь в сумерках или по рассеянности не осквернил ненароком святое место своим вторжением. Неподалеку шумела ветвями священная роща, со всех сторон окруженная лесом -тоже священным. Там обитал бог, и тот, кто оказывался в его владениях, немедленно приносился ему в жертву, а кровью несчастного смазывали истукана, обрызгивали рощу и напаивали корни дуба. Никто, кроме жреца, не смел ни срубить там дерево, ни убить зверя, ни сорвать ягоду. Жрец был посредником между богом и теми, кто испрашивал оракул.

Таких лесов и рощ, огражденных грубой деревянной или каменной стеной либо обнесенных валом, было превеликое множество на всем южнобалтийском побережье (не только у славян) и на островах, но нигде они так не почитались, как у остзейских вендов, пруссов и литовцев. Входить туда могли только жрецы, они же имели исключительное право валить священными топорами деревья для костра или иных надобностей. Если кто-то нарушал запрет по совершенно очевидному неведению (ребенок, слепец, иноземец —  гость, какое-нибудь домашнее животное), ограничивались лишь ревностным жертвоприношением: это был тот случай, когда богу представлялась возможность выступить добрым и справедливым отцом племени. Но если намеренно — гибель была неминуемой. Священные участки простирались на много верст и изымались из хозяйственного обихода, ибо каждая травинка, ручей или лист, каждая птица, зверь или насекомое принадлежали богу. Священными объявлялись те дубы и рощи, где жрец «угадывал» присутствие бога. Они помечались священным топором. Если такое дерево оказывалось на пахотном поле, поле с этого момента не использовалось. Но это случалось редко, чаще священные деревья росли в горах, на берегах озер или у родников. И никто не смел подняться на эту гору, искупаться или выудить рыбу в этом озере, утолить жажду из этого родника. Такое право покупал себе обильной жертвой жрец, и тогда эти места сразу же становились «целебными», умножая его доходы. Этот страх остался в народе и после утверждения христианства.