Потерявший счет нападавшим Бес пока еще оставался на ногах. Скользкий от чужой крови прут давно уже вырвался у него из рук, и теперь он, рыча от ярости как дикий зверь, просто бил налетавших на него врагов кулаками и ногами. Вокруг мелькают перекошенные яростным криком лица, поле зрения сужается, и время замедляет свое бег. Вспышка. Чужое лицо слева — удар и кто-то со сломанной челюстью уходит в аут. Четкая двойка в челюсть, и еще один с остекленевшим взглядом падает вниз. Кто-то, вцепившись как клещ в горло, повисает у него на плечах сзади — рывок за руку, бросок через плечо, и тяжелый ботинок с силой опускается на голову упавшего.
— Так их, блядей! Так! Ну, еще немного!
Но кто-то цепкий и сильный уже кубарем катится под ноги Бесу, сбивая его на землю, и вот уже несколько налетевших как собаки на медведя противников отчаянно молотят упавшего палками и отобранной у активистов арматурой по спине, по голове, куда попало. Сбитый с ног Бес тяжело ворочается и отчаянно пытается вырваться, он даже успевает отшвырнуть сильным пинком ноги того, кто опрокинул его на землю, но тяжелый удар стальной арматуриной по затылку повергает его в глубокую темноту…
Тонкие черные ручейки пышущих злобой арестантов, вооруженных палками, заточками и обрезками труб, растеклись по всей зоне, вовлекая в разгорающийся бунт всё новых участников и вылавливая для жестокой расправы затаившихся активистов. Над зоной раздался тревожный рев сирены, и часовые на вышках замерли у прицелов, с волнением и тревогой ожидая, пойдет ли потерявшая человеческий облик толпа на прорыв ограждений и придется ли им хлестать озверевшую от пролитой крови массу тугими свинцовыми струями.
Тревожный рев сирены застал Егора в тот момент, когда он вместе с Иосифом Карловичем вышел из библиотеки после плановых занятий по английскому языку. Библиотекарь все никак не мог закрыть замок, а Егор терпеливо ждал его рядом с крыльцом. Наконец замок щелкнул, и библиотекарь удовлетворенно крякнул:
— Ну наконец-то, давно пора этот замок поменять.
— Черт, что это? — Егор, услышав сирену, недоуменно закрутил головой, тщетно пытаясь понять, что происходит.
— Что-то нехорошее случилось, — Иосиф Карлович забыл про замок и тоже сошел с крыльца. — Не нравится мне это, Егор. Давай-ка мы лучше вернёмся в библиотеку — от греха подальше.
— Да нет, надо же узнать, что происходит, — заупрямился Егор.
Спор осторожного библиотекаря и упрямого спортсмена разом потерял актуальность, когда из-за угла в их сторону выкатилась группка взбудораженных людей, числом более десятка, вооруженных толстыми палками и обрезками арматуры. На полшага впереди всех, расхлябанной блатной походочкой шел Муха, на ходу умело поигрывая загодя припасенной на такой случай финкой. С того момента, как Егор ответил отказом на предложение Кири присоединится к блатным, прошло уже два месяца и все это время, сталкиваясь с Мухой, Егор ни разу не ощущал никакой неприязни с его стороны. Они даже иногда непринужденно болтали о том о сем, и тем неожиданней для Егора стало то, что произошло дальше.
— Мужики, вон туда посмотрите! Этот гад — Бесовский дружбан, он тоже козлиный прихвостень! — азартно закричал Муха, указывая рукой на Егора. — А с ним рядом жид пархатый из тех жидов, что Рассею продали. Глуши их обоих, братва!
Хмурые мужики, не говоря ни слова, медленно и неумолимо, будто зомби из фильма ужасов, двинулись к Егору и библиотекарю.
— Уходите, Иосиф Карлович!
Егор, оттолкнув своего спутника в сторону, одним прыжком подскочил к деревянному крыльцу и несколькими сильными пинками выломал из перил две толстых деревянных поперечины. Крепко держа довольно увесистые полуметровые палки в обеих руках, он, зловеще скалясь, смотрел на своих приближающихся противников. Нападающих это не остановило, выражения их сосредоточенных угрюмых лиц не предвещали для Егора ничего хорошего.
— Значит, так? Тогда потанцуем, будет вам показательный урок арниса. — мелькнула шальная мысль у Егора в голове.
Надпочечники уже гнали в кровь струю гормонов, все мысли из головы выдуло вместе с рефлексий и прочими феноменами высшей нервной деятельности. Исчезло разделение себя и окружающего мира, осталось только нерассуждающее безоценочное реагирование на внешние угрозы, вбитое в тело многими годами жёстких тренировок.