Третий раунд

Это было самое начало массового криминального движения в стране, и тогда на разборках еще не стреляли, предпочитая давить мускулистой статью. Боксеры быстро объяснили горе-рэкетирам, которые оказались такими же подвальными качками, вооружившимися для храбрости цепями и битами, что ни бычьи шеи, ни накачанные бицепсы, ни мощные ляжки, ни даже увесистые биты не идут в сравнение с точным глазомером, поставленным ударом, а самое главное — с бойцовским духом, закаленным пусть в спортивных, но всё же боях. После первой выигранной разборки вскоре последовали и вторая, и третья. У многих из спортсменов были родственники, занимавшиеся мелким бизнесом, некоторым из них тоже потребовалась защита от «защитников», наперебой набивающихся крышевать их бизнес. Весть о бригаде боксеров быстро разнеслась по городу, и вскоре спортсменов Василия Косачева и Владимира Бессонова уже больше знали по прозвищам Косач и Бес. Итог подобной деятельности тоже был предсказуем. Через непродолжительное время парни втянулись и начали брать за свои услуги деньги — сначала больше символические, а потом уже и весьма солидные, дальше они стали регулярно взимать с коммерсантов деньги за защиту, отхватив себе жирный кусок городской территории. Подобная деятельность не могла добавить им доброжелателей, и у бригады боксеров начались стычки с серьезными рэкетирскими бригадами. Вскоре в полный голос заговорило огнестрельное оружие, и появились первые трупы. Сердца молодых волков быстро ожесточались, да и как может быть иначе, когда рядом гибнут твои товарищи, и ты, в свою очередь, мстишь за их безвременную гибель, воздавая обидчикам высшей мерой наказания. Древний закон выживания диктовал им правила поведения — око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Заповеди «не убей» и «не укради», произнесенные две тысячи лет назад в далекой Иудее, на одной шестой суши на какое-то время потеряли свою актуальность — а зря. Криминальные войны никогда не проходят бесследно. Многие, многие их участники легли под гранитные плиты с помпезными мраморными памятниками, которые, при всей своей красоте, все равно не заменят родным и близким потерянных родственников и друзей. Другие же, как Владимир Бессонов по прозвищу Бес, оказались в тюрьме, которая, очень может быть, таким болезненным способом уберегла их от гораздо более печальной развязки.

— О чем задумался, наверное, опять о бабах? — мысли Егора, полностью ушедшего в себя, прервал ехидный голос Беса, уже вернувшегося обратно.

— Да так, — махнул рукой Егор — о жизни, обо всем понемногу.

— Знаешь, кто это был? — Бес кивнул в сторону седовласого, удалявшегося от них вместе со своей свитой.

— Лях?

— Он самый! — Бес поднял большой палец. — Вот такой вот человечище. Настоящий кремень. Ты, наверное, уже слышал, как он зашел в зону?

— Да так, краем уха.

— Так вот, я тебе сейчас расскажу, как на самом деле все было. Когда Лях сюда заехал, блатные на зоне быстро просекли, что он бывший мент, здесь такие вещи быстро узнаются. Смотрящим на зоне был тогда вор-законник Мазай. Ляха дернули на блаткомитет. Той ночью в актовом зале собралось несколько авторитетных «синих», кое-кто из «спортсменов» для представительства, и парочка «торпед», взятых Мазаем для устрашения. Ляха хотели туда привести, типа как под конвоем, но он сразу просек эту фишку и отослал провожатых, веско сказав им, что знает куда идти и придет сам. Это, братуха, очень важный момент — одно дело, когда тебя ведут, и совсем другое, если ты сам идешь на стрелку. Когда он пришел, Мазай, не затягивая дело, сразу кинул Ляху предъяву, что тот раньше работал в милиции и типа за это с него следует спросить как с гада. Лях тогда стоял перед ними, слушал и молча улыбался, глядя Мазаю прямо в глаза. Потом он тихо спросил у смотрящего:

— А кто ты такой, чтобы мне тут предъявлять и судить меня?

Мазай кивнул головой, словно признавая справедливость вопроса, обвел тяжелым взглядом всех собравшихся и, усмехнувшись, гордо ответил:

— Я вор.

— Но ты же не бог, только богу дано судить нас за наши дела, — тут же отрицательно покачал головой Лях.

— Бог будет судить нас на небе, а здесь тебе придется ответить по нашим законам.

— Всем нам когда-то придется за что-то ответить, — кивнул Лях и независимо добавил: — если у тебя все, то я, пожалуй, пойду.

Он развернулся к выходу, и тогда двое здоровеных амбалов, по знаку Мазая, попытались заступить ему дорогу. Лях два раза ударил и оба легли на пол.

— Чем больше шкаф, тем громче падает, — одобрительно хохотнул один из присутствовавших в зале спортсменов и подошел к Ляху, настороженно ожидавшему продолжения: — Пожалуй, братуха, я подпишусь за тебя в этом базаре.

— Это же мент! — чуть не поперхнувшись, возмущенно выкрикнул Батон, не перестававший работать мощными челюстями даже в такой напряжённый момент.

— Это раньше он был ментом, а потом примкнул к братве и проявил себя в делах достаточно, чтобы все прошлые вопросы с него снялись. Мне за него знающие люди говорили, а я им верю, — веско возразил спортсмен.