Если религиозные конфессии открыто не осуждали геноцид евреев и не предпринимали попыток воспрепятствовать ему, каково же было отношение немецкого обывателя? Узнать о массовых убийствах труда не составляло. Очевидно, вести быстро долетали до горстки оставшихся в Германии евреев[1209]
. В январе 1942 г. Виктор Клемперер писал о слухах, согласно которым «в Риге эвакуированных евреев расстреливали группами на выходе из поезда»[1210]. 16 марта 1942 г. его дневник впервые упоминает «Освенцим (или нечто-то похожее), расположенный неподалеку от Кенигсхютте в Верхней Силезии, который называли самым ужасным концентрационным лагерем»[1211]. В октябре 1942 г. он именовал это место «скоростной бойней»[1212]. «С каждым разом они становятся все кровожаднее», — отмечал Клемперер в августе 1942 г.[1213] По его словам, сообщения о массовых убийствах в лагере Освенцим и других лагерях «приходили так часто и освещались в таком количестве арийских средств информации, что происходящее должно было войти в историю»[1214].Судя по всему, сведения о массовых убийствах евреев, поляков и представителей других народов на востоке Германии не являлись редкостью. Найти их можно было во множестве источников. В марте 1942 г. служба безопасности СС докладывала, что возвращавшиеся из Польши солдаты открыто говорили о проходивших там многочисленных расстрелах евреев[1215]
. 9 октября 1942 г. Партийная канцелярия НСДАП сетовала на то, что «слухи о крайне жестоких мерах» против евреев, в особенности на восточных территориях, «распространяют ставшие свидетелями служащие расположенных на востоке воинских частей»[1216]. Гражданские служащие на разных уровнях правительственной администрации читали доклады оперативных групп и поддерживали связь с должностными лицами на востоке[1217]. Мелкие служащие железнодорожных предприятий, машинисты и прочий персонал на перегонах и товарных станциях отличали поезда с пересыльными и знали их место назначения. Такой же информацией владели полицейские, охранявшие евреев и разбиравшие их документы и багаж, работники жилищных управлений, переписывавшие ранее принадлежавшее евреям имущество на немцев, администраторы, перераспределявшие недвижимость, — этот список можно продолжать до бесконечности.Часть немцев не скрывали удовлетворения дискриминацией евреев. Нашив на одежду желтую звезду, Виктор Клемперер впервые испытал уличные нападки юных членов Гитлерюгенда[1218]
. Детально описывая в своем дневнике повседневную жизнь еврея в нацистской Германии во время войны, он упомянул и различную реакцию обычных прохожих, которые замечали его клеймо. Один бесцеремонно спросил: «Сволочь, почему ты до сих пор жив?», другие же подходили с рукопожатием, шептали «Вы понимаете, почему!» и быстро уходили[1219]. С октября 1941 г. подобные встречи стали опасными, потому как Главное управление имперской безопасности приказало арестовывать любого немца, который публично проявит дружелюбие к еврею, а самого еврея также арестовывать и отправлять в концентрационный лагерь[1220]. Однако находились те, кто не подчинялся нацистам. Иногда Клемпереру удавалось отличить дружески настроенных рабочих, среди которых он узнавал «бывших социал-демократов или, возможно, бывших коммунистов», тогда как остальные рабочие его оскорбляли[1221]. Во время визита в Управление медицинского страхования Клемперер услышал, как один рабочий, заметивший желтую звезду, сказал: «Надо было делать им такие уколы, чтоб их совсем не стало!»[1222] В апреле 1943 г. случилось противоположное: рабочий, убиравший следы пребывания депортированных в еврейском доме в Дрездене, где жил Клемперер, шепнул ему: «Что эти проклятые свиньи творят в Польше! Я тоже их ненавижу»[1223]. Рацион евреев был весьма скудным, и пока одни лавочники бездумно следовали правилам, другие позволяли себе небольшие нарушения[1224].