Катастрофические провалы военных операций весной и в начале лета 1944 г. способствовали росту сопротивления не только в оккупированной Европе, но и в самом рейхе. Поражения прошлых лет уже воспринимались как ошибки правящего режима, в котором многие успели разочароваться. Еще сильнее авторитет власти подорвали опустошительные последствия бомбежек. Тем не менее публичные акты сопротивления и неповиновения оставались явлением редким. Тех же, кто сам решался выступить против режима, ожидали арест, суд и нередко казнь. Организованное сопротивление оставалось делом крайне небезопасным. Группы Сопротивления социал-демократов и коммунистов были уничтожены гестапо еще в 1930-е гг., а их лидеры либо высланы, либо угодили в тюрьму или концлагерь. Не только суровый полицейский режим военных лет, но и пакт Молотова-Риббентропа подорвали решимость бывших активистов рабочего движения, поэтому они взялись за организацию какой бы то ни было протестной активности не ранее июня 1941 г. К тому же всеобщее ликование, вызванное триумфами 1939—1940 гг., заразило как представителей рабочего класса, так и социал-демократов. С началом вторжения в СССР гестапо на всякий случай арестовало и бросило в лагеря многих бывших коммунистических активистов, чтобы те вдруг не начали подрывную деятельность. Лишь в 1942 г. после поражения вермахта на подступах к Москве эти подпольные коммунистические группы Сопротивления вновь пробудились там, где традиционно были сильны позиции коммунистов: в Саксонии, Тюрингии, Берлине и Руре. Некоторым из них удалось установить контакт с нашедшим убежище в Москве партийным руководством, однако связь с ним постоянно прерывалась, а централизованная координация действий отсутствовала. Коммунисты сумели выпустить несколько серий листовок, в которых призывали бороться с нацизмом и даже оправдывали акты саботажа, но в целом они практически ничего не добились — их организацию ликвидировало гестапо. Наиболее впечатляющей, несомненно, оказалась работа группы евреев-коммунистов и сочувствующих под руководством Герберта Баума, которая, как мы уже знаем, сумела сорвать часть антисоветских выставок, организованных Геббельсом в Берлине. Хотя их диверсии обошлись без жертв, но серьезного ущерба не нанесли. Вскоре их тоже выдали гестапо. Тридцать человек было арестовано, и после рассмотрения дела Народной судебной палатой 15 из них казнили[1411]
.С середины 1930-х гг. официальные директивы из Москвы обязывали коммунистов начать сотрудничество с социал-демократами на «народном фронте». Однако эту инициативу встретили весьма настороженно с обеих сторон. Социал-демократы вполне оправданно подозревали, что за подпольными группами коммунистов установлено гораздо более пристальное наблюдение, нежели за ними. К тому же риск такого сотрудничества был красноречиво продемонстрирован 22 июня 1944 г., когда берлинская встреча социал-демократов Юлиуса Лебера и Адольфа Рейхвейна с коммунистическими функционерами завершилась арестом всех участников. Коммунисты же в свою очередь понимали, что с окончанием войны социал-демократы, весьма вероятно, вновь станут их главным соперником в борьбе за рабочий класс, поэтому любое сотрудничество могло носить сугубо тактический и временный характер и не предполагало никаких уступок будущему политическому конкуренту. В концентрационных лагерях, особенно в Бухенвальде, коммунисты создавали партийные ячейки, которым иногда удавалось организовать в среде заключенных некоторое подобие самоуправления. Руководство лагеря содействовало тому, чтобы лидерами и политическими вождями таких объединений становились коммунисты, потому что считало их весьма надежными и эффективными кандидатами на эту роль. Со своей стороны узники-коммунисты пытались сохранить солидарность в своей среде и защитить товарищей, перекладывая трудную и опасную работу на других заключенных — «асоциальных личностей» и уголовников. Поддерживая хорошие отношения с администрацией, они рассчитывали улучшить условия содержания в лагере и тем самым облегчить участь всех остальных заключенных. В такой ситуации полноценно сотрудничать с социал-демократами и другими категориями узников было едва ли возможно. Важнейшей составляющей коммунистической группы являлась солидарность. Столь ненадежная стратегия, состоявшая в попытках удержать баланс между идеологической чистотой и самозащитой через сотрудничество с СС, привела после войны к возникновению множества зачастую острых разногласий внутри движения[1412]
.