Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

«Восхищение успехами немецких войск безгранично, — сообщала Служба безопасности СС 23 мая 1940 г., — и теперь это чувствуют даже те, кто выражал скептицизм в начале кампании»[213]. Капитуляция Бельгии, говорилось далее в сообщении, «вызвала огромный энтузиазм повсюду», а вход немецких войск в Париж «вызвал невиданное ранее воодушевление среди населения во всех частях рейха. Люди на улицах не скрывали чувств, выражая радость»[214]. «Ликованию, — сообщалось в донесении от 20 июня 1940 г., — просто нет границ, и каждое новое событие вызывает еще больший восторг населения»[215]. Заявление Петена о том, что французы выбросили белый флаг, вызвало стихийные демонстрации на городских улицах и площадях многих немецких городов. «Ветераны Первой мировой войны были поражены нашей молниеносной победой. Даже лица, настроенные против режима, не скрывали чувства гордости, и атмосфера всеобщего ликования заставила их позабыть о своих оппозиционных устремлениях», — продолжает дальше составитель отчета СД. Офицер вермахта, католик по вероисповеданию Вильм Хозенфельд, настолько критически настроенный по отношению к немецкой политике в Польше, что даже писал своей жене однажды, что «я иногда стыжусь того, что я — немецкий солдат»[216], даже он не остался равнодушным к победе над Францией: «Мой мальчик, — писал он сыну 11 июня 1940 г., — ну, как не испытывать счастья от сознания, что ты — участник этих событий!»[217] В Гамбурге консервативно настроенная школьная учительница Луиза Зольмиц разделила чувство всеобщего восторга: «Великий, великий день для немцев, — записала она в своем дневнике 17 июня 1940 г., прослушав по радио сообщение о заявлении Петена о перемирии. — Нас всех переполняет счастье и энтузиазм. Победа ознаменовала новый этап в национальной истории, завершение многолетних чаяний нашего народа». По сравнению с этим ежедневные описания невзгод военного времени, доминировавшие до этого в ее дневнике, разом испарились. Лишь преследования, которым она подвергалась вместе со своим мужем-евреем, несмотря на статус так называемого «привилегированного смешанного брака», слегка омрачали ее безудержный оптимизм: «Успехи настолько величественны, настолько ярки, что тени, отброшенные их светом, выглядят куда более угрожающими и мрачными»[218].

VI

Завоевание Франции ознаменовало кульминационный пункт популярности Гитлера в Германии за весь период его пребывания у власти с 1933 по 1945 г. Теперь немцы не сомневались, что запросит пощады и Великобритания и что война к концу лета закончится. Однако вопрос, а что дальше, остроты не терял. Кроме того, отношение Гитлера к британцам было весьма неоднозначным. С одной стороны, он восхищался Британской империей, и в 1930—1940-е гг. остававшейся самой крупной державой в мире, занимавшей огромную территорию по всему земному шару. Он расценивал англичан как «англосаксонских братьев» немцев, которых, в конце концов, сама «расовая логика» побудит действовать сообща с ними. С другой стороны, он понимал, что самые видные и влиятельные британские политики расценивали ведомую им Германию как серьезную угрозу империи, которая должна была быть устранена, чего бы это ни стоило. В сентябре 1939 г. именно эти политики склоняли британского премьер-министра Невилла Чемберлена объявить Германии войну сразу же после вторжения в Польшу. Гитлер осознавал и то, что многие ведущие фигуры в лагере консерваторов, в частности министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс, до сих пор не исключал мирного разрешения конфликта и всеми способами пытался переубедить их и склонить к мирным переговорам. В первые месяцы войны политика Гитлера в отношении Великобритании колебалась между агрессией и примирением. Даже после назначения Черчилля премьер-министром, когда вероятность заключения сепаратного мира значительно уменыии-лась, Гитлер не терял надежды на мир с англичанами, втайне продолжая готовить планы вторжения на остров, если мира все же не удастся добиться[219].