Но стены оказались не помехой — взорвав их, немцы по рельсам оттащили вагон прямиком в Компьенский лес — место подписания Акта о перемирии. Уильям Ширер пишет: «Я вижу в бинокль, что фюрер останавливается, бросает взгляд на монумент и изучает флаги рейха с большими свастиками посередине. Затем он медленно направился в нашу сторону, к маленькой поляне в лесу. Я наблюдал за выражением его лица. Оно было важным, серьезным, но все-таки отражало жажду мести. Его пружинистая походка символизировала триумфатора-завоевателя, покорителя мира. Было в выражении его лица и еще нечто такое, что трудно описать. Какое-то мелочное внутреннее удовольствие от присутствия при этом великом повороте судьбы — повороте, который он сам и совершил.
Теперь он подходит к маленькой лесной поляне. Останавливается и неторопливо осматривается вокруг. Поляна эта круглая, диаметром около двухсот ярдов, и спланирована как парк. Ее окружают кипарисы, за ними высятся огромные лесные вязы и дубы. В течение двадцати двух лет это место было одной из национальных святынь Франции».
В соответствии с подписанным соглашением все боевые действия были прекращены с утра 24 июня 1940 г. Франция была разделена на две зоны: оккупационную на севере и западе, и так называемую «свободную», имевшую номинальный статус государства на юге и востоке, управляемую из курортного городка Виши марионеточным правительством во главе с маршалом Петеном[210]
.Германские вооруженные силы одержали самую крупную в истории победу. Эта победа обошлась им на удивление дешево — 50 000 убитых и пропавших без вести. В плен было взято беспрецедентное количество солдат и офицеров противника — около полутора миллионов. Триумф убедил Гитлера и его генералитет, что подобная тактика принесет плоды и в будущем, а именно, на следующий год, во время вторжения в Советский Союз[211]
. Но теперь заклятый враг Германии — Франция — был поставлен на колени. Позор Версаля был отомщен. Гитлера переполнял восторг. На рассвете 28 июня 1940 г. он без излишней огласки отправился в Париж, прихватив с собой своего «придворного» архитектора Альберта Шпеера и скульптора Арно Брекера. Краткая поездка носила чисто экскурсионный характер. Все трое посетили Гранд-Опера, здание которой по этому случаю сияло декоративной подсветкой, Эйфелеву башню, на фоне которой снялись, и прошлись по кварталу искусств Монмартру. «Я всю жизнь мечтал увидеть Париж, — признался тогда Гитлер Шпееру. — И не могу описать, как счастлив, что эта мечта осуществилась». Переполняемый радостью фюрер в припадке откровения заявил архитектору, что подумывал и о том, чтобы стереть этот город с лица земли. Но потом они со Шпеером решили, что после грядущей перестройки Берлина, который собирались переименовать в новую столицу «Германия», Париж будет лишь ее жалкой копией. Так что, к чему разрушать?Больше Гитлер в столицу Франции не показывался. И вообще, парад победы уместно проводить в родной столице. 6 июля 1940 г. Берлин утопал в цветах — тысячи восторженных его жителей высыпали на улицы города с букетами в руках — путь, по которому проезжал Гитлер, до самой имперской канцелярии был усыпан ими. После прибытия туда скандирующая толпа одуревших от восторга немцев неоднократно требовала «спасителя нации» на балкон. Как отмечал Уильям Ширер, когда было объявлено о вторжении во Францию, особого восторга немцы не выразили. Охваченных патриотическим порывом толп перед зданием имперской канцелярии, как это приличествует случаю, не было. «Странным выглядит безразличие людей перед лицом этого решительного поворота в войне. Большинство немцев, с которыми я сегодня встречался, не считая официальных лиц, погрузились от полученных новостей в глубокую депрессию», — писал он 11 мая 1940 г. Как и во время предшествующих международных кризисов, население рейха было обеспокоено возможной поддержкой со стороны сил союзных держав и, как следствие, бомбовыми ударами по городам Германии. Но та легкость или даже непринужденность, с которой Гитлер одержал убедительную победу над извечным врагом, вызвала небывалый наплыв чувства национальной гордости, быстро перешедшее в эйфорию. Весьма типичной для того времени была реакция студентки Мюнхенского университета Лоры Вальб, 1919 г. рождения, жительницы городка земли Рейнланд-Пфальц. «Разве это не великий триумф?» — риторически вопрошала девушка в дневниковой записи от 21 мая 1940 г. Естественно, все достижения приписывались исключительно Гитлеру и только ему: «Только теперь мы в полной мере можем оценить величие нашего фюрера. Он доказал свой гений и как государственный деятель, и как полководец... С таким фюрером эта война обречена на победу! Все твердо убеждены в этом»[212]
.