Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Мимо поспешно прошли высокопоставленные военные, участники предыдущего совещания, и тут же один из адъютантов пригласил нас. Хотя Гитлер пожал руку каждому, его приветствие было весьма немногословным. Он пригласил всех садиться, объявил, что созвал это совещание, дабы выяснить последствия авианалетов, и попросил промышленников высказать их мнение. Подкрепляя выступления статистическими данными, все представители промышленности подтвердили, что, если налеты будут продолжаться систематически, ситуация безнадежна. Гитлер поначалу старался смягчить столь пессимистичные приговоры стереотипными репликами: «Вы как-нибудь справитесь». Или: «Мы переживали и худшие кризисы». Кейтель и Геринг тут же пользовались случаем и вставляли свои реплики, пытаясь уменьшить эффект наших фактических данных и демонстрируя еще большую уверенность в будущем, чем Гитлер. Кейтель особенно напирал на свои резервы. Однако промышленники оказались покрепче приближенных Гитлера. Они твердо отстаивали свое мнение, подкрепленное цифрами и данными сравнительного анализа.

Настроение Гитлера вдруг, как часто бывало, резко изменилось, и он стал призывать промышленников оценить ситуацию как можно объективнее. Показалось, что он наконец решил услышать всю неприглядную правду, словно устал от утаиваний, фальшивого оптимизма и подобострастной лжи. Он сам так подвел итоги совещания: «По моему мнению, заводы по производству горючего, синтетического каучука и азота имеют важнейшее значение для дальнейшего ведения войны, поскольку стратегические материалы для вооружения производятся на небольшом количестве предприятий».

Если в начале совещания Гитлер выглядел вялым и рассеянным, то сейчас он производил впечатление человека трезво мыслящего и чрезвычайно дальновидного. Беда только в том, что через несколько месяцев, когда катастрофа уже произошла, он больше не желал вникать в происходящее. А вот Геринг – не успели мы выйти в холл – обвинил нас в том, что мы обеспокоили Гитлера своими беспричинными тревогами и пессимистической ерундой.

Подъехали автомобили. Гости Гитлера отправились в ресторан «Берхтесгаденер-Хоф», поскольку во время деловых встреч Гитлер не считал себя обязанным играть роль гостеприимного хозяина. Как только участники совещания уехали, из комнат верхнего этажа в вестибюль потянулись приближенные. Через несколько минут ожидания Гитлер появился уже в шляпе, черном плаще и с тростью. Предстояла ежедневная прогулка к чайному домику. Там нам подали кофе с пирожными. В камине потрескивали дрова, мы болтали о пустяках. Гитлер расслабился, приободрился, и стало ясно, как сильно он нуждается в непринужденном общении с близкими ему людьми. И со мной он даже словом не обмолвился о нависшей над нами опасности.

28—29 мая, через шестнадцать дней лихорадочных восстановительных работ, когда мы как раз достигли прежнего уровня производства, 15-я воздушная армия США нанесла второй бомбовый удар. На этот раз всего четыреста бомбардировщиков сбросили вдвое больше бомб, чем во время первого налета, на основные нефтеперегонные заводы в Плоешти, в Румынии, и выпуск горючего сократился наполовину[241]. Всего через пять дней полностью подтвердился мрачный прогноз, данный нами в Оберзальцберге, а голословные утверждения Геринга были опровергнуты. Впоследствии по отдельным замечаниям Гитлера можно было предположить, что Геринг еще ниже упал в его глазах.

Я немедленно воспользовался ослаблением позиций Геринга не только ради решения практических задач; я хотел отплатить ему за вероломное поведение во время моей болезни. Поскольку мы добились значительных успехов в производстве истребителей, у меня были все основания предложить Гитлеру подчинить моему министерству и авиазаводы[242]. 4 июня я попросил Гитлера, все еще руководившего военными действиями из Оберзальцберга, «повлиять на рейхсмаршала и добиться, чтобы решение о переводе авиазаводов в ведение моего министерства исходило от него самого».

Гитлер не стал возражать. Более того, он понял, что моя маленькая хитрость даст возможность Герингу сохранить лицо, и решительно заявил: «Производство самолетов следует подчинить вашему министерству; это даже не обсуждается. Я немедленно вызову рейхсмаршала и сообщу ему о моих намерениях. Детали переподчинения вы обговорите с ним».

Всего несколько месяцев назад Гитлер сделал бы все возможное, лишь бы избежать открытого столкновения со старым соратником. Например, чтобы обсудить какие-то незначительные неприятные вопросы, о которых я давно забыл, он послал меня в отдаленную Роминтенскую пустошь. Геринг, должно быть, догадался, что я приехал не по собственной воле, ибо, как никогда прежде, обращался со мной как с почетным гостем: приказал запрячь в экипаж лошадей и часами катал меня по огромному заповеднику. Причем болтал он без умолку, не давая мне вставить ни слова, и я вернулся к Гитлеру, так и не выполнив поручение. Правда, Гитлер слишком хорошо знал Геринга и даже посочувствовал мне.