Третий рейх на наркотиках

Гитлера, похоже, все это заботило мало. Пещерная жизнь нравилась ему еще в «Фельзеннест», но только в «Вольфшанце» сбылась его мечта об уединенном убежище, существование в котором всецело подчинено событиям на фронтах. На три последовавших года «Вольфшанце» стала средоточием его деятельности. Над более чем сотней жилых, хозяйственных и административных зданий выросли железобетонные бункеры, были построены аэродром и железнодорожная ветка. Свыше двух тысяч солдат, офицеров и гражданских служащих несли здесь службу. «Вольфшанце» не нравилась никому, кроме шефа, который утверждал, что нигде не чувствует себя так хорошо, как в своем бункере, поскольку там достаточно прохладно, поддерживается постоянная температура и туда закачивается в необходимом количестве свежий воздух. К тому же по распоряжению Морелля в апартаментах Гитлера был установлен кислородный баллон, «чтобы вдыхать и время от времени выпускать кислород. Фюрер очень доволен, можно сказать, воодушевлен»[237].

Искусственная подача кислорода, толстые стены бункера: со стороны казалось, будто Верховный главнокомандующий германских войск, обосновавшийся в своей новой Ставке, находится неподалеку от линии фронта. В действительности никогда он не был так далек от зоны военных действий, как в то время. Эта отнюдь не необычная для диктатора круговая оборона не могла не иметь катастрофических последствий. На протяжении последних нескольких лет мир склонялся перед волей Гитлера и помогал ему добиваться невероятных триумфов, которые неизменно укрепляли его власть над Германией. Но едва столкнувшись с реальным сопротивлением, которое было невозможно отмести в сторону одним движением руки, он еще глубже погрузился в свой иллюзорный мир, зримым воплощением которого являлся железобетонный бункер «Вольфшанце».

Как стало очевидно уже в июле 1941 года, оказывавший ожесточенное сопротивление Советский Союз не собирался уступать претензиям Гитлера на мировое господство, даже потеряв в первые недели войны громадные территории и сотни тысяч красноармейцев. Перед вермахтом открывались все более широкие просторы, и ему противостояли все более многочисленные резервы русских. Гитлеровские войска выигрывали одну битву за другой, быстро продвигались вперед, окружая крупные группировки противника и сея хаос в его рядах, как и было предусмотрено планом «Барбаросса», но Красная армия держалась и словно не обращала внимания на свои неудачи. «Колосс на глиняных ногах», как Гитлер называл Россию, упорно не желал разваливаться. С самого начала борьба с обеих сторон приняла беспощадный характер. Никогда еще немцы не несли столь высокие потери в течение относительно короткого промежутка времени.

Даже допинг, который, как и во время Французской кампании, использовался во время этого молниеносного продвижения – прежде всего офицерами, – не приносил большой пользы. Перед началом военных действий стимулятор выдавался санитарной службой солдатам танковых войск. В течение нескольких месяцев каждая группа армий получила почти 30 миллионов таблеток[238][239]. Тем не менее первитин не принес быстрой победы, и в скором времени расходы на него должны были значительно возрасти, поскольку русские подтягивали из своего необъятного тыла все новые и новые дивизии.

Именно в этот решающий начальный период, в августе 1941 года, Гитлер заболел – впервые за несколько лет. Как всегда, около одиннадцати утра его слуга Линге с бледным от бункерной жизни лицом постучал в дверь бункера № 13. Однако Гитлер все еще лежал в постели. У него отмечались повышенная температура, озноб, понос и боль в суставах. Предположительно это была дизентерия.

«Мне позвонили по телефону и сказали, что я должен срочно явиться к фюреру. У него будто бы внезапно закружилась голова»[240]. Известие о недомогании его пациента застигло Морелля в пристройке 190, в так называемом «бараке трутней» – чрезвычайно тесном рабочем помещении, вызывавшем клаустрофобию, куда почти не проникал свет, которое он был вынужден делить с сыном имперского фотографа Гоффмана. Лейб-медик быстро нашел в заваленной фотооборудованием и медикаментами комнате свою черную сумку и поспешил к Гитлеру. Тот без сил сидел в постели, словно кукла, и явно нуждался в медицинской помощи, ибо ему в скором времени предстояло провести совещание, посвященное положению на фронтах, на котором он должен был принять судьбоносные решения.