Третий рейх на наркотиках

Наиболее эффективным средством считался первитин. Морелль, знавший об опасностях, которые таит в себе этот стимулятор, писал одной своей пациентке, просившей у него рецепт: «Он вовсе не придает силы, и это отнюдь не овсянка, а настоящий бич!»[333] Тем не менее он без всяких колебаний раздавал препараты фирмы «Теммлер», в результате чего активное употребление метамфетамина в «Вольфшанце» со временем распространилось и на Берлин[334]. Прослышав об этом, Конти, старый противник первитина, разослал письма рейхслейтеру Борману, всем гаулейтерам и руководящим партийным функционерам, где описывал вред этого так называемого «освежающего» средства. Он хотел, чтобы об этих злоупотреблениях стало известно и в высших эшелонах власти. Реакция Бормана на его письмо неизвестна.

Когда и посетители Гитлера стали принимать сильные наркотические средства, чтобы выдержать напряжение, вызываемое общением с фюрером, атмосфера ирреальности в тесном кругу нацистского руководства еще более усилилась. Длительное употребление «Пациентом А» стимуляторов, о которых никто не мог знать, оказалось заразным. Все члены его ближайшего окружения, как и он, утратили связь с реальностью.

Тайная служба перевалочного драгпункта

О том, насколько системный характер носило употребление наркотиков в нацистском государстве, свидетельствуют документы, которые указывают на существование сомнительных связей между Главным санитарным парком сухопутных войск и немецкой военной секретной службой. В 1943 году «большая аптека» вермахта поставила различными путями через Управление «Абвер-заграница» 568 килограммов чистого кокаина и 60 килограммов чистого героина[335]. Эти колоссальные объемы многократно превосходили годовую потребность всей медицинской отрасли Германии в данных веществах. Эти «специальные поставки» были осуществлены с разрешения Опиумного ведомства Имперского управления здравоохранения, но самим разведчикам ничего не досталось. Львиную долю получил отдел Z, ведавший организационными и административными вопросами разведывательной службы, а также отдел ZF, отвечавший за финансы. Только отдел ZF заказал полтонны гидрохлорида кокаина – на многие миллионы рейхсмарок. Может быть, наркотики шли на экспорт, а выручка расходовалась на оснащение новых дивизий? Или они вывозились за границу с целью установления международных контактов, чрезвычайно важных в те тяжелые для Третьего рейха времена?

В декабре 1943 года санитарный инспектор сухопутных войск направил письмо, в котором потребовал положить конец этим тайным махинациям. Он протестовал против передачи наркотиков «для лечебных целей в обычных дозировках»[336]. Но на шефа Абвера адмирала Канариса это требование не произвело никакого впечатления. И все же в апреле 1944 года два килограмма гидрохлорида кокаина, полтора килограмма гидрохлорида морфия и 200 граммов героина были поставлены действовавшей в Северной Африке «зондеркоманде Виммера», которая осуществляла акции саботажа против войск союзников – и, очевидно, вела бойкую торговлю наркотиками. По желанию получателя они поставлялись в оригинальной упаковке – «Кокаин фирмы „Мерк“, популярный во всем мире продукт из Дармштадта»[337]. Что стало с этими наркотиками, неизвестно по сей день. Один рейх – один дилер.

«Пациент Б»

Либо ты бросишь курить, либо я брошу тебя.

Адольф Гитлер Еве Браун[338]

Когда во время совещания 4 января 1944 года генерал-фельдмаршал фон Манштейн потребовал отвести назад войска, оборонявшиеся в излучине Днепра, во избежание еще одной военной катастрофы, Гитлер пришел в такое волнение, что у него «начались спазмы», и он послал за Мореллем, который сделал ему успокаивающий, вызывающий эйфорию укол юкодала[339]. В этот же день Красная армия перешла восточную границу Польши 1939 года, неудержимо приближаясь к рубежам Третьего рейха. Спустя пять дней Гитлер вновь потребовал сильный опиоид «по причине вздутия живота (возбуждения)», как записал Морелль[340], когда же вскоре после этого диктатор обратился по радио к своему народу, личный врач отметил в дневнике: «17:40: Перед большим выступлением (по радио, трансляция утром) инъекция как всегда»[341].

В конце февраля 1944 года, когда перед вермахтом замаячила вполне реальная перспектива в скором времени полностью потерять Украину, Гитлер уехал в заснеженный «Бергхоф», в свое горное, застывшее в снегах кукушкино гнездо Оберзальцберг, где жила его возлюбленная Ева, которая была девятнадцатью годами моложе. Здесь он мог наблюдать за воронами и есть теплые сладкие пироги, испеченные по семейному рецепту супруги Морелля Ханни, «лучшие пироги в мире»[342].