Третий рейх на наркотиках

Однако, когда Ева Браун выключала камеру, маски сбрасывались, и она опять впивалась ногтями в руку своего возлюбленного и кусала его губы, пока они не начинали кровоточить. Во время чаепития рука Гитлера дрожала так, что чашка выбивала дробь по блюдцу, что производило на присутствующих неприятное впечатление. Не успевал Морелль подняться по лестнице к себе в комнату, как ему вновь пришлось спускаться. Лейб-медик не знал покоя – в нем нуждались все. Прибегать к услугам тучного доктора считалось хорошим тоном. Ряды пациентов Морелля расширились за счет представителей высшего общества рейха и союзных стран: он лечил Муссолини, который получил кодовое имя «Пациент Д», промышленников Альфреда Круппа и Августа Тиссена (гонорар 20 000 марок)[349], многочисленных гаулейтеров и генералов вермахта, Лени Рифеншталь, которая употребляла морфин, главу СС Гиммлера, имперского министра иностранных дел фон Риббентропа («Пациент Икс»), имперского министра вооружений Шпеера, японского посла генерала Осиму Хироси, супругу рейхсмаршала Геринга, которая с интервалом в два дня получала инъекции витамультина форте – что тщательно скрывалось[350].

К Мореллю стекался неиссякаемый поток влиятельных нацистов, хотя многие из них просто стремились таким образом продемонстрировать свою близость к Гитлеру и тем самым укрепить свои позиции. Больше всего времени у лейб-медика отнимал, естественно, его главный пациент. Однажды Морелль, сам испытывавший недомогание, жаловался одной своей пациентке – супруге имперского министра экономики Функа: «Мне нет покоя ни днем, ни ночью. В 12 часов я еду к фюреру на тот случай, если ему потребуются какие-либо процедуры, в 14 часов возвращаюсь в отель, ложусь в постель и прихожу в себя, чтобы в скором времени опять ехать к фюреру». Между тем лейб-медик сам сидел на игле, и доктору Веберу, который принял его практику в Берлине, приходилось ездить в весьма отдаленный «Бергхоф», поскольку «он, как никто другой, делает инъекции и единственный, кто уверенно попадает мне в вену»[351]. Что именно при этом колол себе Морелль, не сообщается.

В эту первую половину 1944 года повседневную жизнь в «Бергхофе» определяли болезни, лекарства и массовые убийства. Кегельбан, пользовавшийся популярностью еще в 30-е годы, больше почти не использовался. Из страха перед воздушными налетами знаменитые панорамные окна завесили маскировочными сетями. Обитатели резиденции фюрера влачили убогое существование, сидя на скамье у печки или в дорогих креслах, взирая на запыленные гобелены – словно вампиры, боящиеся дневного света. Даже в солнечную погоду в доме горел электрический свет. Толстые ковры покрывал налет плесени.

На 57-й день рождения фюрера в гости к нему пожаловал гросс-адмирал Дёниц. Он сообщил Верховному главнокомандующему о создании спецподразделения, снабженного чудо-оружием, подарил ему модель самой маленькой подводной лодки, только что поступившей в производство, и попросил распорядиться, чтобы порты Балтийского моря были зарезервированы для этих новинок. Гитлер, увлекшийся игрушкой, словно ребенок, сразу же пообещал Дёницу это сделать. От своего личного врача в качестве подарка на день рождения «Пациент А» получил инъекцию коктейля[352], в состав которого входили «х», витамультин форте, камфора и строфантин – растительное средство для профилактики инфаркта, за которой на следующее утро последовали инъекции прострофанты – препарата, разработанного фирмой Морелля «Хамма», также предназначенного для больных со слабым сердцем, – глюкозы внутривенно, снова витамультина и сомнительного десерта в виде приготовленного в домашних условиях препарата из печени[353], внутримышечная инъекция которого сегодня полностью погубила бы репутацию врача, сделавшего ее, и, возможно, отправила бы его за решетку. «Пациент А» от всей души поблагодарил своего личного врача – единственного человека, способного помочь ему.

Праздничный обед по случаю дня рождения был прерван сигналом воздушной тревоги. Завыли сирены, был поспешно включен большой аппарат по созданию искусственного тумана, и «Бергхоф» погрузился в белую мглу, подобно мистическому Авалону, отгороженному от мира непроницаемым покровом. Опасаясь ухудшений в работе сердца и «испытывая трудности с дыханием из-за выпущенного газа»[354], Морелль очень скоро сбежал в долину.