Результаты мартовских выборов кардинально изменили отношения между двумя партиями. Устранив коммунистов из законодательной власти, нацисты больше не нуждались в националистах для формирования общего большинства, хотя они до сих пор немного не добирали до двух третей, необходимых для изменения конституции. Гитлер и Геринг стали с жестокой ясностью демонстрировать Гугенбергу, что теперь главными были они. Принятие акта о чрезвычайных полномочиях при поддержке националистов стало приятным событием для более консервативных членов партии из-за предшествующего формального открытия парламента в Потсдаме с его очевидной похожестью на бисмарковские традиции, которые они так стремились возродить. Но после того как акт о чрезвычайных полномочиях был принят, Гитлер не терял времени и сразу объявил, что не может быть и речи о восстановлении того, что он считал испорченным институтом монархии. Именно в этот момент нацисты наконец стали применять к националистам такие же меры давления, от которых другие партии страдали уже с середины февраля. 29 марта был проведен обыск в кабинете руководителя партийной фракции в рейхстаге Эрнста Оберфорена, а на следующий день был совершен налет на его дом. Найденные там документы, по заявлению нацистов, свидетельствовали о том, что Оберфорен был автором анонимных писем с угрозами Гугенбергу. Этого было достаточно, чтобы убедить лидера партии оставить свои намерения жаловаться. Оберфорен также выказывал подозрительно живой интерес к обстоятельствам пожара в рейхстаге, что позволяло предположить, что он разделял мнение коммунистов о том, что поджог был организован нацистами. Испуганный облавой на свой дом, Оберфорен немедленно оставил свой пост. Тем временем под давление начали попадать другие старшие националисты. Гюнтер Герекке, уполномоченный рейха по созданию рабочих мест, был обвинен в растрате средств. Глава Земельного союза рейха, организации, традиционно близкой националистам, был уволен за незаконные спекуляции на рынке зерна. Также стали поступать сообщения об увольнениях госслужащих, которые открыто признавали свое членство в националистической партии[875]
.Националисты вступили в коалицию 30 января, ощущая себя старшими партнерами в альянсе с незрелым и неопытным политическим движением, которое они легко смогут поставить под контроль. Два месяца спустя все это изменилось. Среди выражаемых в частных беседах опасениях о разрушительных последствиях распространившейся нацистской революции они теперь беспомощно признавали невозможность заблокировать незаконные действия против своих собственных членов со стороны правительства, в котором они все еще формально состояли. В этой ситуации им показалось, что разумно будет приспособиться к новому постдемократическому порядку. Гугенберг добился реструктуризации партийной организации, которая сделала «принцип Вождя» основным на каждом уровне. После этого националисты изменили свое официальное название с Германской националистической народной партии на Германский националистический фронт, чтобы подчеркнуть свою убежденность в том, что политические партии были делом прошлого. Однако эти изменения только лишили Гугенберга последних признаков демократической легитимности и сделали его положение еще более шатким, чем раньше. Один за другим нацисты в Берлине и по всей стране на публике критиковали институты и организации, которые Гугенберг считал находящимися под его покровительством, среди тихих слухов о том, что он замедлял «национальную революцию».