Третий рейх

Я шел по Приморскому бульвару в двенадцать часов ночи, зная, что в номере меня ждет Ингеборг. Улица, здания, пляж, даже море были гораздо больше размерами, чем на самом деле, словно в городе должны были поселиться великаны. Напротив, звезды хотя и были по-прежнему многочисленны, как это обычно бывает в летние ночи, но выглядели не крупнее булавочных головок, что придавало небосводу какой-то нездоровый вид. Я шел очень быстро, но «Дель-Map» все не показывался на горизонте. И тут, когда я уже отчаялся, с пляжа усталой походкой вышел Горелый с картонной коробкой под мышкой. Не поздоровавшись, он уселся на парапет и повернулся в сторону моря, туда, где царила мгла. Несмотря на то что я благоразумно держался от него на расстоянии не менее десяти метров, мне были прекрасно видны и знакомы оранжевые буквы и цвета на коробке: это был «Третий рейх», мой «Третий рейх». Как оказался в такой час здесь Горелый с моей игрой? Может, он заходил в гостиницу и Ингеборг от досады ему ее подарила? Или он ее украл? Я решил выждать и пока не задавать никаких вопросов, так как подозревал, что в темноте между бульваром и берегом скрывался какой-то человек; мне подумалось, что у нас с Горелым еще будет время обсудить наши дела с глазу на глаз. Поэтому я затаился на месте и ждал. Горелый открыл коробку и стал раскладывать игру на парапете. Испортит все фишки, подумал я, но не произнес ни слова. Ночной ветер пару раз сдвигал с места игровое поле. Не помню, как это произошло, но в какой-то момент Горелый расположил войска совершенно невиданным образом. Получалось, что Германии крышка. Ты играешь за Германию, сказал Горелый. Я присел на парапет рядом с ним и проанализировал положение. Да, дела обстояли хуже некуда: фронты трещали по швам, экономика разваливалась, не было ни авиации, ни флота, а с одними сухопутными войсками против таких сильных соперников много не навоюешь. Словно красный огонек зажегся у меня в голове. Что мы разыгрываем? — спросил я. Первенство Германии или Испании? Горелый покачал головой и снова указал туда, где бились о берег волны и высилась мрачная велосипедная крепость. Что мы разыгрываем? — повторил я, и на глаза мне навернулись слезы. Мне вдруг почудилось — и это было страшно, — что море медленно и неумолимо наступает на бульвар. То единственное, что имеет значение, ответил Горелый, избегая смотреть на меня. Расположение моих армий не вселяло особых надежд, однако я старался играть как можно точнее и восстановил линию фронта. Сдаваться без борьбы я не собирался.

— И что такое это единственное, которое имеет значение? — спросил я, следя за движением моря.

— Жизнь. — Армии Горелого начали методично сокрушать мои оборонительные порядки.

Тот, кто проигрывает, расстается с жизнью? Он сумасшедший, подумал я, а тем временем вода продолжала прибывать. Такого высокого прилива я не видел ни в Испании, ни где бы то ни было еще.

— Победитель распоряжается жизнью проигравшего. — Горелый прорвал мой фронт в четырех разных местах и вступил на территорию Германии со стороны Будапешта.

— Мне не нужна твоя жизнь, Горелый, и давай не будем впадать в крайности, — сказал я и переместил в район Вены свой последний резерв.

Волны лизали уже низ парапета. Дрожь пробежала по моему телу. Тени зданий поглощали скудный свет бульварных фонарей.

— Кроме того, такая обстановка специально создана для того, чтобы Германия потерпела поражение!