Потерпев катастрофу на службе у Романовых, Отрепьев поразительно быстро приспособился к новым условиям жизни. Случайно попав в монашескую среду, он преуспел в ней. Юному честолюбцу помогли выдвинуться не подвиги аскетизма, а необыкновенная восприимчивость натуры. В течение месяца Григорий усваивал то, на что другие тратили жизнь. Церковники сразу оценили живой ум и литературные способности Отрепьева. Но было в этом юноше и еще что-то, что притягивало и подчиняло других людей.
Розыск о похождениях Григория Отрепьева в пределах России не потребовал от московских властей больших усилий. Зато расследование его деятельности за рубежом сразу натолкнулось на непреодолимые трудности. Лишь через два года власти заполучили в свои руки «Извет» — сочинение монаха Варлаама, бежавшего вместе с Отрепьевым в Литву.
Старец Варлаам оказался сущим кладом для московских судей, расследовавших жизнь и приключения Гришки Отрепьева. Стремясь снять с себя подозрения в пособничестве Отрепьеву, Варлаам одновременно старался возможно более точно изложить факты, касавшиеся «исхода» трех бродячих монахов в Литву. Беглецы миновали рубеж без всяких приключений. Сначала монахи, как о том повествует Варлаам, провели три недели в Печерском монастыре в Киеве, а потом перешли во владения князя Константина Острожского, в Острог.
Показания Варлаама относительно пребывания беглецов в Остроге летом 1602 г. подтверждаются неоспоримыми доказательствами. В свое время А. Добротворский обнаружил в книгохранилище Загоровского монастыря на Волыни книгу, отпечатанную в Остроге в 1594 г., с надписью: «Лета от сотворения миру 7110-го (1602 г. — Р.С.), месяца августа в 14-й день, сию книгу Великого Василия дал нам Григорию з братею, с Варлаамом да Мисаилом, Константин Константинович, нареченный во светом крещении Василей, Божиею милостию пресветлое княже Острожское, воевода Киевский». Как видно, Отрепьев, проведя лето в Остроге, успел снискать расположение магната и получил от него щедрый подарок.
Неизвестная рука сделала в книге Василия Великого дополнение к дарственной надписи. Над словом «Григорию» кто-то вывел слова «царевичю московскому». Автором новой подписи мог быть либо один из трех владельцев книги, либо кто-то из их единомышленников, уверовавших в «царевича».
Поправка к дарственной надписи замечательна не сама по себе, а всего лишь как подтверждение показаний Варлаама.
Для проверки «Извета» Варлаама П. Пирлинг впервые привлек один любопытный источник — исповедь самозванца. Когда Адам Вишневецкий известил короля о появлении московского «царевича», тот затребовал подробные объяснения. И князь Адам записал рассказ самозванца о его чудесном спасении.
«Интервью» претендента производит самое странное впечатление. Самозванец довольно подробно повествует о тайнах московского двора, но тут же начинает неискусно фантазировать, едва переходит к изложению обстоятельств своего чудесного спасения. По словам Дмитрия, его спас некий воспитатель, который, узнав о планах жестокого убийства, подменил царевича мальчиком того же возраста. Несчастный мальчик и был зарезан в постельке царевича. Мать-царица, прибежав в спальню и глядя на убитого, лицо которого стало свинцово-серым, не распознала подлога.
В момент, когда решалась его судьба, самозванцу надо было выложить все аргументы, но «Дмитрий» не сумел привести ни одного серьезного доказательства своего царственного происхождения.
«Царевич» избегал называть точные факты и имена, которые могли быть опровергнуты в результате проверки. Он признался, что его чудесное спасение осталось тайной для всех, включая мать, томившуюся в монастыре в России.
Знакомство с рассказом «Дмитрия» обнаруживает тот поразительный факт, что он явился в Литву, не имея обдуманной и достаточно правдоподобной легенды. Это значит, что бояре Романовы непосредственного участия в подготовке самозванца не принимали. Им жизнь двора была известна в деталях. Неосведомленность царевича насчет этих деталей очевидна. Некий монах, по собственному признанию претендента, «вызнал» в нем царевича по нраву и героической осанке. Монахом этим был, по-видимому, инок Варлаам, бежавший вместе с Отрепьвым в Литву. О Варлааме известно, что он был вхож в дом бояр Шуйских. Самозванческая интрига родилась в кремлевском Чудовом монастыре. Кто стоял за спиной иноков из патриаршего монастыря, установить не удается.
Новоявленный «царевич» жил в Литве у всех на виду, и любое его слово было легко тут же проверить. Если бы «Дмитрий» попытался скрыть известные всем факты, он прослыл бы явным обманщиком. Так, все знали, что московит явился в Литву в рясе. О своем пострижении «царевич» рассказал следующее. Перед смертью воспитатель вверил спасенного им мальчика попечению некоей дворянской семьи. «Верный друг» держал воспитанника в своем доме, но перед кончиной посоветовал ему, чтобы избежать опасности, войти в обитель и вести жизнь монашескую. Юноша так и сделал. Он обошел многие монастыри Московии, и наконец один монах опознал в нем царевича. Тогда «Дмитрий» решил бежать в Польшу.