Третий Рим. Имперские видения, мессианские грезы, 1890–1940

Гесперия, чье имя напоминает о древних мифических садах Гесперид, расположенных в самой западной точке мира, часто ассоциируется в романе с самой Западной империей в целом и с городом Римом – и его имперским сознанием – в частности. Делая эту связь очевидной, Юний описывает сами формы Гесперии как отражающие прекрасные линии имперского города (43). Гесперия – это еще и поэтическое название Италии, используемое, например, Вергилием в «Энеиде», когда тот описывает край, который станет местом рождения Римской империи. У Брюсова пораженный любовью Юний подчеркивает эту связь, признавая, что его влечет к женщине по имени Гесперия, как троянцев влекло к их новому дому (373). Возглавляющая в романе группу язычников Гесперия связывает Западную Европу с язычеством, таким образом продолжая – невзирая на высказанное Брюсовым неодобрительное отношение к такому схематичному разделению у Мережковского – географические переклички, образованные в «Христе и Антихристе»[180]. Гесперия также ассоциируется с красотой, мудростью, империей, искусством и безжалостным, убийственным стремлением к власти, и все вышеперечисленное связывается в романе с духом Древнего Рима, и все это созвучно понятию «языческой» западной цивилизации у Мережковского. При этом Гесперия, несмотря на провозглашаемую ею приверженность Риму и его прошлому, принимает христианство в конце «Алтаря победы». И хотя ее обращение – это часть дерзкого плана по завоеванию власти (она становится любовницей узурпатора Максима) и в следующем романе она вновь посвящает себя борьбе за язычество, это тем не менее указывает на скорую победу новой силы христианства. Юний размышляет в конце «Алтаря победы»: «Куда я ни взгляну, везде все то же: успех с теми, кто, как Константин, подымает знамение Христа со словами: “Сим победиши!”» (407).

Триумфальная сила христианства тем временем связывается в основном с Востоком, который у Брюсова, в соответствии с традиционными римскими представлениями, включает как Грецию, так и Иерусалим. Христианская жена Тибуртина – гречанка, а отец Николай при первом появлении описывается похожим больше на грека, чем на римлянина (232). Рея, главная представительница христианства в тексте, родом не из Восточной империи, но тем не менее связана с ней верой, а многие ее соратники изображены евреями, принявшими Христа, которые славят Новый Иерусалим и говорят на иврите. В самом деле, Брюсов всячески подчеркивает еврейскую основу христианской веры через отсылки ряда персонажей к «Иудейскому Христу», изображенному разрушающим Римскую империю руками своих приверженцев. Тибуртин рассказывает Юнию, когда тот впервые приезжает в Рим, что вера в «Иудейского Христа» гибельна для империи (21). Симмах бранит императоров, заставивших потомков Ромула поклоняться «Иудейскому Христу» (401), а один из сподвижников Гесперии видит в последователях «Иудейского Христа» причину трудностей, с которыми столкнулась языческая империя (45). Евреи, Иерусалим и иврит противопоставляются Римской империи, самому Риму и латыни.

Помимо связи с Грецией и иудаизмом, христиане IV века ассоциируются с варварством: Рея в ее мистическом, неконтролируемом неистовстве описывается как исполненная варварского духа, а само христианство рассматривается как варварская религия (126,342). Варварство, имеющее восточные корни, породило необразованных, неримских императоров, советники которых в основном ходят в скифских одеяниях, а не в тогах (137,138,264, 304): хотя историк Брюсов знает, что в повествование о IV веке никак не втиснуть русских, он часто ссылается в тексте не только на скифов, но и племена более дальние, которые, как опасаются говорящие, завоюют Рим и помогут христианству победить империю (44, 78, 103, 115)[181]. Таким образом Брюсов продолжает заданную Мережковским географическую рамку, ассоциируя край, связанный с будущей Россией, с христианской, варварской, мистической группой сектантов в своем повествовании.