Таким образом, мир Блока переживал весьма болезненный момент истории. Революция большевиков по своей мощи была сродни зарождению христианства. По мнению Блока, Российское государство и Европа были теперь обречены на гибель революцией и всем, что та олицетворяла, как когда-то Древний Рим обречен был на преобразование рождением Христа. Дальнейшие события должны были определить, насколько полно реализуются изменения, о которых мечтал Блок. Он верил, что ответ в руках граждан России и мира, которым нужно осознать метаморфозу как таковую, чтобы оценить и поддержать произошедшее преобразование. В написанной в январе 1918 года статье «Интеллигенция и революция» он взывал к своим соратникам-интеллектуалам: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию» (6: 20)[250]
. В «Катилине» он назвал римского мятежника «революционером всем телом и всем духом» (68). Исследование блоковского образа Катилины углубляет наше понимание изменений, которые он надеялся увидеть в своих часто беспечных современниках, и проливает свет на образы жестоких, но превозносимых им красногвардейцев из поэмы «Двенадцать» – мятежников, представленных как собратья Катилины по оружию в борьбе с русско-римским государством.Революционный гнев
Что же вы думали? Что революция – идиллия?
В «Катилине» Блок описал революцию как ветер, не зависящий от человеческих желаний. «Ветер поднимается не по воле отдельных людей, – написал он, – отдельные люди чуют и как бы только собирают его» (70)[251]
. Он разделил этих восприимчивых индивидов на две группы: «одни дышат этим ветром, живут и действуют, надышавшись им», а «другие бросаются в этот ветер, подхватываются им, живут и действуют, несомые ветром» (70). Первая группа, по его представлениям, включала писателей и художников, которые «таятся и не проявляют себя во внешнем действии, сосредоточивая все силы на действии внутреннем». Вторая – активных революционеров, которым «необходимо бурное, физическое, внешнее проявление» (70). Обе группы «одинаково наполнены бурей» и одинаково «сеют ветер» и стремятся «разрушить правильность, нарушить порядок жизни» (70). Катилина, по мнению Блока, принадлежал ко второй.Рис. 11. Чезаре Маккари. «Цицерон обличает Катилину перед Сенатом», 1888
Однако революционные заслуги Катилины не обеспечили лестного отображения. Блок во многом согласился с неприглядным физическим описанием римского революционера, сделанным Саллюстием: «Вот почему лицо его было без кровинки, блуждал его взор, то быстрой, то медленной была походка. Словом, в выражении его лица сквозило безумие» [Саллюстий 1981: 12][252]
. По мнению Блока, Катилина сочетал в себе пороки своего времени и «довел их до легендарного уродства» (69). И, несмотря на свои недостатки, Катилина решительно открыт ветру революции: «он был созданЭто – тот же Катилина, недавний баловень львиц римского света и полусвета, преступный предводитель развратной банды; он идет все той же своей – «то ленивой, то торопливой» походкой; но ярость и неистовство сообщили его походке музыкальный ритм; как будто, это уже не тот – корыстный и развратный Катилина; в поступи этого человека – мятеж, восстание, фурии народного гнева (85).
Таким образом, именно взрывная ярость Катилины делает его революционером и превращает его в выразителя народного гнева и действующую силу изменений. Он теперь не просто чувствует ветер – Катилина через свой гнев становится полноправным участником безжалостного и неизбежного разрушения статус-кво.