Третий Рим. Имперские видения, мессианские грезы, 1890–1940

Сонет IV – «La Barcaccia» – назван по имени фонтана в форме полузатонувшей лодки. Говорят, он был создан в память о потопе 1598 года, который принес перевернутую лодку в эту часть города, на площадь Испании [MacVeagh 1915: 197–198][353]. Иванов упоминает здесь и ступени Испанской лестницы позади фонтана, и кафе «Греко», где часто бывали творческие личности, в том числе Гоголь, который появляется в следующем сонете Иванова[354]. Как и в предшествующих сонетах цикла, Иванов использует терцеты для установления связей между прошлым и настоящим Рима: в девятой строке, впервые после сонета I появляясь в тексте, поэт использует глагол в первом лице («люблю»), чтобы вписать себя в изображение площади, полной людей и музыкантов, окаймленной пальмами и старыми оранжевыми стенами. «Бродячая мандолина» в последней строке стихотворения добавляет музыку пестроте явных и тайных отсылок к писателям и напоминает о пении поэта Пиндара (первая строка) и журчании бегущей воды (строка 14) в сонете III.

Сонет V – «11 Tritone» – получил название от одноименного фонтана (рис. 13), созданного скульптором Лоренцо Бернини в 1632–1637 годах, в эпоху папы Урбана VIII [Baedeker 1991:101].

Рис. 13. Фонтан «Тритон», Рим, из книги миссис Чарльз Маквэй «Фонтаны папского Рима» (Mrs. Charles MacVeagh. Fountains of Papal Rome. 1915)

Он находится на Пьяцца Барберини, в конце Виа Систина. На Виа Систина, в доме 126, жил с 1838 по 1842 год Николай Гоголь (табличка на здании гласит, что здесь он сочинил «Мертвые души») [Baedeker 1909:185]. Неподалеку, как позднее вспоминал Дмитрий Иванов, находилась их первая римская квартира. Таким образом, место, описанное в сонете V, расположено поблизости от того, что предстает перед нами в предыдущем сонете, согласуясь с ходом прогулки поэта по городу и с собственной хронологией Рима, включающей в себя пап эпохи Возрождения и современных русских эмигрантов. Фонтан изображает нескольких дельфинов с направленными вверх хвостами. На кончиках хвостов они держат большую раковину, на которой восседает греческое морское божество – Тритон. Иванов использует в его описании слово высокого стиля «демон» в его архаичном значении обращения к любому сверхъестественному существу. Тритон трубит в раковину в форме улитки, для описания которой выбрана необычная форма слова – «улита». Читатель снова отмечает акцент, который Иванов делает на различных видах искусства и чувствах: здесь возникают словосочетания «не зычный тон», а «струя лучом», пронзающая лазурь неба. Связь между искусством и природой подчеркивается далее во втором катрене, где итальянский зной, который заставляет каменные плиты фонтанов метафорически взывать о тени к итальянским пиниям, противопоставлен зеленому мху, растущему на Тритоне. Иванов явно отражает тему взаимодействия природы и культуры в седьмой и восьмой строках, отмечая сходство между причудливыми качествами «старинного сна» резца Бернини и природными линиями. Сон в этом сонете напоминает о спящих дворцах в сонете III (строка 12), и стихотворения Иванова вновь сплетаются в хитроумную художественную и хронологическую систему, в которой останки былого могущества продолжают жить в дарящем вдохновение искусстве.

Как и в более ранних сонетах, в сонете V Иванов использует терцеты, чтобы вписать себя в текст; здесь он употребляет глагол «веселюсь» в отношении творения Бернини и затем упоминает свою прогулку от Четырех фонтанов к Пинчио, где раньше бывали Гоголь, Александр Иванов, а также скульптор и гравер XVIII века Пиранези. Иванов помещает себя в компанию творцов, живших ранее в Риме, тем самым вызывая в памяти персонаж Данте и его встречу в «Аду» с легендарными поэтами[355]. Русские писатели и художники занимают место рядом с итальянским скульптором и гравером, а упоминание римских пиний вызывает в памяти композитора Отторино Респиги и его сочинение «Пинии Рима», хорошо знакомое Иванову[356]. Все творцы сходятся вместе, чествуя природу и память: в 14-й строке Иванов упоминает Титанов, в числе которых была Мнемозина, то есть Память, мать муз. Рифма Иванова «Титанов» – «фонтанов» подчеркивает важную связь между ними: вода фонтана, постоянно устремляющаяся вверх и стекающая вниз, показывает священную тропу, которая ведет к воспоминаниям о себе через воспоминания о единстве человеческого и божественного, которые затем воплощаются в пробуждающих дух художественных формах. Таким образом, Рим и Россия связываются друг с другом через своих творцов прошлого и настоящего, выполняющих свою священную, вечную миссию воскрешения сущности этого мира в гармоничное религиозное единство.

Сонет VI, в котором появляется «Фонтан Черепах» (фонтан «Тартаруге»), дает зарисовку настоящего, где появляется поэт, который соединяется с аристократическим римским прошлым через истоки этого фонтана (рис. 14).