Но мне пришло в голову, что за тем мыском, в конце пляжа, я смогу увидеть место, к которому стремлюсь. То обстоятельство, что у меня перед глазами теперь будет все время находиться далекая впадинка в береге, по которой шел подъем к дому на тундре, придало мне сил. Нужно только добраться до этого мыска. Цель казалась ближе, чем была, мне захотелось себя обмануть, заведомо зная, что обманываюсь. Когда перед собой ставить на каждый день такие вот, небольшие цели, то идти станет легче. Если думать, что я завтра смогу увидеть тот самый ручей, по руслу которого убежал вверх медведь, который увидел меня прошлым летом за поворотом и пустился наутек, смешно подбрасывая грязный зад; если думать, что уже сегодня я смогу опереться спиной на знакомый круглый валун, что врос в песок в пятнадцати минутах езды на велосипеде от дома на тундре; если знать, что вот за тем обрывчиком начинается подъем на тундру, где на полянке в августе можно собирать прекрасную спелую морошку, — если все это вспомнить и представить себе, то дорога окажется знакомой, малейшие неприметные детали ее, о которых забываешь, проходя мимо столько раз, всплывают в памяти и делают путь до боли узнаваемым, с в о и м. Неужели и это не поможет?
Нужно пройти по этому пляжу, песок которого сух и сыпуч — прямо ноги разъезжаются, такой песок. Пляж еще можно миновать поверху, благо обрыв отступает здесь от воды и береговой вал зарос высокой травой. Ноги цепляются за нее, раненая ступня волочится, а костыль нужно поднимать повыше, чтобы иметь возможность его переставить. Нет, здесь устанешь больше, нужно спуститься опять на пляж, между пляжем и береговым валом есть небольшая полоска более твердого грунта; вот по ней и нужно идти.
Эти три или примерно около трех километров пляжа показались мне такими оглушительно пустыми, что сердце мое дрогнуло.
Но я прошел и этот участок, падая, вставая; через какую-то речушку не то переполз, не то переплыл; выбрался на другой берег, полузахлебнувшийся, и уснул, а проснулся от холода.
Шел прилив. И хорошо, что шел прилив, потому что остаток пляжа я еще мог пройти по своей полосочке твердого грунта, а когда начнется отлив, я как раз подгадаю к тем валунам, которые по приливу не пройти, и в ту самую минуту, когда вода достигнет своей самой низкой точки, успею прошмыгнуть непропуск, который пропустит. Это был самый серьезный для меня непропуск, к нему нужно подготовиться, иначе у меня ничего не выйдет. В скале, как бы клином вдающейся в море, есть на уровне груди пробитое тысячелетней настойчивостью воды отверстие, но мне до него не подняться, значит, придется обходить скалу по нижнему карнизу, рискуя соскользнуть в воду. Зато если я обойду, впереди уже нет ничего серьезного — чистый песок до самого дома.
Нужно подкрепиться: вот вода, вот банка сгущенки, последняя. А сухари на потом. От рюкзака я избавился еще раньше: все продукты, если можно так назвать те крохи, которые у меня остались, разместились по карманам телогрейки.
И — вперед, рассчитывая каждый шаг, привычным скользом глаз выбирая место понадежнее. О ноге думать не нужно, я представляю, что ноги у меня не было с самого раннего детства, и я вот прыгаю с тех пор на костыле, как это ни обидно.
Теперь начались гонки между валунами. Мне кажется, что я очень быстро лавирую между камнями, наклоняюсь, огибая выступы, отталкиваюсь одной рукой от шероховатых боков этих темных пузачей, молниеносно перетаскиваю тело через камешки поменьше, и со стороны, вероятно, похож на суетливого жука-многоножку. Темнеет. Волны у берега начинают как бы плясать на одном месте: пошел отлив — я рассчитал все верно. Первые сантиметры песка море отдает мне неохотно, но ведь есть законы природы, а они пока за меня, и это утешает. До того мыса осталась сотня метров, а за тем мысом станет видна и та впадина в береге, которую я так хочу увидеть.
Мне кажется, я ничего не ощущаю, кроме резинового скрипа мышц, ясно слышного мне треска в сочленениях костей во время ходьбы и собственного хриплого дыхания, заполняющего весь мир.
Я не успел заметить камешка, скользнувшего под сапогом, и одновременно костыль поехал в сыпучем пласте щебня. Падаю навзничь…
…Прилив идет полным ходом. То ли в обмороке, то ли во сне, я пролежал часа четыре, а заночевать пришлось в пещерке, где у старого кострища лежало несколько досок. Место неудобное, ветер, до того незаметный, взвывает в длинной вертикальной щели, которая и заканчивается пещеркой. Вероятно, погода портится, начался дождь, море волнуется слышнее, и прибой чмокает в камни. Тот непропуск, дыра в которое видна мне с моего места, сейчас пройти нечего и мечтать. А как будет в момент отлива? Помешает ли мне поднявшееся волнение?
Костерок горел неважно, пламя его прыгало, дым бросался в глаза, забивал ноздри. Нельзя было загородиться от ветра, но можно было сесть так, чтобы тепло вместе с дымом относило на мою спину. Кажется, дело серьезнее, чем я себе внушаю.