Третий звонок

Мне показали эту любительскую видеосъемку, когда в 1993 году я побывал в этом Сан-Хосе. Объектив уходил иногда от Бродского, читавшего стихи ровно час (ни минутой больше, ни минутой меньше, без единого перерыва), и снимал аудиторию. Поэт читал в основном новые, малоизвестные стихи. Аудитория слушала своего кумира, затем на лицах появлялось напряженное внимание в попытке понять автора, затем утомление и как результат – отключение, вплоть до дремоты.

Бродский не зря предупредил, чтобы не хлопали. Аплодисмент был бы по ходу чтения жидковат; говорю это как профессиональный эстрадник. Но в том-то и дело, что своей манерой чтения он еще и подчеркивал свою абсолютную незаинтересованность в реакции аудитории. Он демонстративно не шел ни на какие уступки, был безразличен к тому, доходит ли до слушающих его смысл, который он заложил в своих стихах. Разумеется, поэт волен читать как ему вздумается. Он написал, и этого достаточно. Он еще собрал стихи в книгу. И его главный расчет на талант читателя. Талантливый читатель внутренним слухом озвучит ноты поэта, сам расставит акценты и паузы, уловит контрапункт, схватит ритм, определит темп, оценит переходы из тональности в тональность, поймет игру ума и воображения, сам визуализирует образы…

Поэт (Бродский) полагает, что чтец лишь помеха, он навяжет свое, он начнет переводить стихотворение с русского на русский, он нагло присвоит стихотворение, стибрит его у автора. Когда он у меня дома в Москве сказал: «Какого черта вы вообще читаете чужие стихи?! Стихи должен читать вслух или сам поэт, или читатель наедине с собой», – мне кажется, он имел в виду именно это.

Сразу после его нобелевки мне удалось быстро выпустить в России пластинку с его стихами. Бродский сказал Якову Гордину, посетившему его в Америке: «И это при живой жене…»

И потом позже, я жил уже в Израиле, кажется, в 1994 году, театральный художник Саша Лисянский поехал в Америку и попал на выступление И. А. После он подошел к нему и передал от меня привет, хотя я его на это не только не уполномачивал, но и никогда бы не решился, даже если бы знал, что Саша каким-то образом его увидит. Бродский ответил:

– Мише тоже привет. И передайте, чтобы он читал мои стихи помедленнее, иначе я ему его пластинку на голову надену.

Конечно, мне было обидно. Я подумал: что за характер! Не человек – змея! С огромным трудом я выпустил ту пластинку. Да и без нее – скольких я к его поэзии приобщил своим чтением за эти тридцать лет! Даже родителям его угодил. Когда Бродский эмигрировал, я однажды позвал его родителей (это было в 73-м году) на концерт, где читал стихи их сына, которого они уже больше никогда не увидели. Бывает, что в концертах я показываю манеру чтения того или иного поэта. Манера у Бродского очень характерная, и показать ее несложно. Мария Моисеевна и Александр Иванович потом неоднократно просили читать (уже у них дома) стихи сына в его манере. Разумеется, я всегда с охотой это делал. Я читал его стихи всем, кто соглашался меня слушать, по поводу и без оного, читал как заведенный. Рискуя, исполнял их еще в 70-е годы с эстрады, не называя, правда, имени автора. Потом, «по стуку», приходили работники органов – выяснять, чьи стихи Козаков вчера читал «на бис». Именно так случилось в московском Доме композиторов (причем я даже знал, кто стукнул и почему: от страха моя же ведущая, вполне милая и интеллигентная дама, проводившая этот концерт от Московской филармонии). Меня «отмазали» интеллигентные девочки из концертного отдела Дома композиторов, убедившие пришедших на следующий день гэбистов, что «Козаков читал “на бис” раннего Пастернака». А это «пусть читает помедленнее» в устах поэта, который почти для каждого своего стиха выбирает если не один и тот же темп, манеру исполнения, один монотонный заунывный звук, словно раскачивает маятник огромных напольных часов, – меня это даже рассмешило. Зато на Сашу я рассердился:

– Кто тебя за язык тянул передавать от меня приветы? Он – гений, и пусть себе им остается на радость всем нам.

Я, всегда готовый, открыв рот, внимать каждому слову поэта как откровению, тут решил стоять насмерть. Я буду читать его стихи! Ведь он же сам мне советовал читать лучшее, что есть в русской поэзии. Вот я и читаю. Да и какое это имеет значение – нравится ему мое чтение или нет? Я что – исполняю его стихи в надежде понравиться самому Бродскому? Ведь я читаю даже не для публики. В первую очередь я получаю удовольствие сам. Понравилось еще кому-то – слава богу!

Однако, положа руку на сердце, все же приятно, когда тебя хвалит автор…