Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок

В то незадачливое утро обстановка кабинета лишь усилила тревогу тореро. Взгляд его невольно задержался на голове быка, и в памяти ожил самый тягостный случай его жизни. Победитель не мог отказать себе в удовольствии поместить в кабинете голову этого зловредного зверя и время от времени поглядывать на нее. Немало пришлось ему попотеть на арене в Сарагосе! Право, у этого быка ума и сметки было не меньше, чем у человека. Застыв на месте, он с дьявольским коварством поджидал противника, не давая ввести себя в заблуждение красной тряпкой, и словно подзывал его подойти вплотную. А когда тореро заносил над ним шпагу, бык всякий раз отводил удар мощным взмахом головы. Нетерпеливая толпа свистела и осыпала бранью Гальярдо, а тот крался вслед за быком, кружившим по арене; матадор знал, что атака в лоб сулила ему неизбежную смерть. И наконец, усталый, весь в поту, Гальярдо предательски сбоку всадил шпагу в шею быка под негодующий рев зрителей, швырявших на арену пустые бутылки и апельсины. Постыдное воспоминание! Наконец Гальярдо решил, что не к добру так долго смотреть на эту проклятую тварь — еще, пожалуй, сглазит его, как та кривая женщина.

— Будь ты проклят вместе со своим хозяином! И пусть напитается ядом трава на лугу, где пасутся твои братья!

Гарабато пришел сообщить Хуану, что в патио собрались друзья, восторженные поклонники его таланта, всегда навещавшие тореро в день корриды. Вмиг были забыты все тревоги, и эспада вышел улыбаясь, с высоко поднятой головой и молодцевато приосанившись, словно быки, ожидавшие его на арене, были его личными недругами и ему не терпелось поскорее встретиться с ними и поразить их метким ударом шпаги.

Он пообедал один и ел за столом мало, как всегда перед корридой; едва он начал одеваться, как мать и жена вышли из комнаты. Они всей душой ненавидели эти пышные наряды, заботливо хранившиеся в чехлах, и прочие блестящие доспехи, создавшие благополучие семьи!..

Прощание, как всегда, было тягостным и невыносимым для Гальярдо. Мучительные усилия Кармен сохранить спокойствие — она провожала его до дверей; исчезновение остальных женщин, не желавших присутствовать при его выезде; удивленное любопытство племянников, — все раздражало тореро, который, напуская на себя беззаботную смелость, знал, что близится роковая минута.

— Можно подумать, что меня тащат на виселицу! Ну, до свидания! Не беспокойтесь, все пройдет отлично!

И, проложив себе дорогу через толпу любопытных, собравшихся поглазеть на выезд сеньора Хуана и пожелать ему удачи, тореро сел в экипаж.

Для близких день выступления эспады в Севилье тянулся мучительно долго. В другие дни семья покорно и терпеливо дожидалась вечерней телеграммы. Но тут драма разыгрывалась под боком, и домашние каждые четверть часа посылали узнать, как проходит коррида.

Шорник, одетый, словно сеньор, в добротный светлый костюм, в белой шляпе из шелковистого фетра, пообещал держать женщин в курсе событий, хотя и был возмущен грубостью своего знаменитого шурина, — ведь тот даже не предложил ему места в своем экипаже рядом с квадрильей! После каждого убитого Хуаном быка он будет посылать домой мальчишку, их немало кишит вокруг цирка.

Коррида прошла с шумным успехом для Гальярдо. Выйдя под аплодисменты толпы на арену, он разом почувствовал себя сильным.

Хуан был в своей родной стихии, все было ему здесь знакомо и мило. Сама арена оказывала волшебное действие на его суеверную душу. Ему припомнились просторные цирки Валенсии и Барселоны, посыпанные светлым песком, темная земля цирков на севере и красноватая почва большого мадридского цирка. Севильский песок отличался от всех других — ярко-желтый песок Гвадалквивира, точно краска, истолченная в мельчайший порошок. Когда из вспоротого брюха лошади фонтаном лилась кровь, Хуану казалось, что он видит перед собой цвета национального флага, подобного тем, что реяли над крышей цирка.

Различие архитектурных стилей также действовало на охваченное суеверными страхами воображение тореро. Чаще всего ему случалось выступать в современных цирках, построенных в романском или в арабском стиле, похожих друг на друга, как новые церкви, холодные и бесцветные. Севильский же цирк — это храм, где каждый камень говорит об ушедших поколениях, где старинный портал оживляет в памяти силуэты людей в белых париках, а песок цвета охры хранит следы поступи прославленных героев. Здесь гремели имена несравненных и тонких мастеров, поднявших национальное искусство на высшую ступень, маститых питомцев Ронды^{199} с их исполненными достоинства приемами боя; здесь выступали живые, веселые матадоры севильской школы, пленявшие зрителей быстрыми и неожиданными выпадами… Опьяненный рукоплесканиями, солнцем, гулом толпы и белой мантильей на фоне синего платья за барьером ложи, Хуан чувствовал себя способным на неслыханную отвагу.